Чарльз Шеффилд - «Если», 1996 № 10
— Поверишь ли, мне ни разу не пришло в голову спросить! Разумеется, я спрашивал у Джима про вещи из Малого Дома, и он сказал, что его дед все повыкидывал. Поэтому я и не стал ничего выяснять у Энни.
— Не переживай. Лучше поздно, чем никогда, верно? Значит, художника звали Люк Дервент, а инженера-математика — Луиза Дервент.
— Она не просто инженер, а первый на свете программист! — Тут Билл спохватился — вспомнил, видимо, что мы договорились ничего не обсуждать, пока я не изучу все материалы. В этот миг, как нельзя кстати, возвратился Джим Тревельян, который принес огромную книгу, величиной с дорожную сумку. Черный тисненый переплет украшали медные уголки.
— Я вам говорил, что дед все повыбрасывал и посжигал, так? Но он был человек верующий, поэтому Библию тронуть не посмел. — Джим с громким стуком опустил книгу на стол. — Она тоже из Малого Дома. Хотите, забирайте ее с собой.
Я пододвинул книгу поближе, расстегнул толстую металлическую пряжку. Из того, что далеко не все страницы плотно прилегали друг к другу, следовало, что между ними что-то проложено. В полной тишине я принялся перелистывать Библию.
Меня ожидало разочарование. Да, между страницами кое-что лежало — засохшие полевые цветы, сорванные давным-давно. Изучив каждый Цветок, я снова пролистал Библию, а затем с тяжелым вздохом оттолкнул ее от себя.
Теперь за книгу взялся Билл.
— Есть еще одна возможность. Если у них в семье царили такие же порядки, как в моей… — Он открыл последний форзац. На плотной желтоватой бумаге было изображено разноцветными, наполовину выцветшими чернилами фамильное древо Дервентов.
Мы с Биллом изучили каждое имя и сделали копию с рисунка. Энни и Джим охотно нам помогали.
Впрочем, нас снова ожидало разочарование. Имена ровным счетом ничего никому не говорили. Единственное, что нам удалось установить
— Люк и Луиза были братом и сестрой по отцу. Даты жизни на рисунке не обозначались, на Люке и Луизе древо обрывалось.
Похоже, мы зашли в тупик. Энни наконец принесла десерт. Потом мы надежно упаковали рисунки, чтобы их не промочило дождем, и двинулись обратно в Малый Дом, пообещав Энни быть к завтраку.
Какое-то время мы шагали молча. Неожиданно Билл произнес:
— Извини, но я тоже заметил, что Луиза похожа на Эйлин.
— Все дело в выражении лица, — отозвался я. — Этот подбородок, эти глаза… Случайность, не более. Такое бывает довольно часто.
— Я понимаю, тебе сейчас тяжело…
— Со мной все в порядке.
— Вот и отлично. — Билл облегченно вздохнул. — Я просто хотел убедиться…
— Со мной все в порядке.
Ну да, если не считать того, что где-то месяц назад старый приятель спросил, руководствуясь, естественно, наилучшими побуждениями: «Эйлин была для тебя всем в жизни?»
И мое сердце ухнуло вниз и застыло глыбой льда.
Когда мы достигли цели, я сослался на усталость и лег в постель. Мы изрядно нагрузились крепким домашним пивом, поэтому я надеялся, что засну, едва голова коснется подушки. Но если призрак явился, избавиться от него не так-то просто.
Я вспоминал Эйлин и счастливые дни, проведенные вместе, а на мои воспоминания накладывались образы Дервентов. Даже во сне я испытывал печаль. Вдобавок, вернулось осознание того, что я бессилен что-ли-бо изменить, что главное в моей жизни уже свершилось и исправить что-либо невозможно.
Я проснулся задолго до рассвета — сказывалась разница в часовых поясах.
Билл еще спал. Я зажег две масляные лампы, пододвинул к себе все три книги и принялся читать, вознамерившись одолеть материал к тому моменту, когда мы пойдем в Большой Дом завтракать. Однако дело продвигалось туго. Чтобы восстановить в памяти прочитанное накануне, пришлось пролистать несколько страниц назад.
Весной 1855 года аналитическая машина была построена и работала. Я стал искать какие-либо подробности. Честно говоря, Люк Дервент начал меня раздражать. Вместо того чтобы рассказывать о достижениях
Луизы, он, сделав паузу в четыре месяца, решил похвастаться своими успехами.
«21 сентября 1855 года. Слава Всевышнему! Молю тебя, Боже, избавь меня впредь от сомнений. Мы с Л. неоднократно говорили о том, почему приехали сюда. Нет, не жалели, просто хотели установить, что нами двигало — личные интересы или нечто другое. Теперь очевидно, что нас вела рука Провидения.
Вчера я вернулся с острова Маккуари. Они там! Я видел их, «людей, которые любят холод», как выражаются туземцы. Для них на острове слишком жарко чуть ли не весь год, за исключением зимы, которая в Южном полушарии длится с мая по август; поэтому, когда мы пристали к берегу, они как раз готовились покинуть Маккуари и отправиться туда, где климат благоприятнее.
Туземцы называют их «людьми», и я поступаю точно так же, ибо они, ни в малейшей степени не напоминая обликом человека, несомненно разумны. С дикарями они общаются при помощи устройства, которое переносят с места на место. У них замечательные инструменты, благодаря которым можно смастерить все, что угодно. Если верить туземцам, «холодные люди» прибыли «очень, очень издалека», что, в принципе, может означать «из-за моря» (признаться, я не очень в это верю).
А какие у них познания в медицине! Маори утверждают, что одного дикаря, который умирал от гангрены, поставили на ноги буквально за несколько часов. Какую-то женщину заморозили и продержали в таком состоянии всю зиму, после чего полностью вылечили при помощи оборудования, доставленного «холодными людьми» (надо бы придумать имя поблагозвучнее) с постоянного места обитания. Держатся они весьма дружелюбно и с готовностью согласились позировать, а также попросили через туземца-переводчика произнести несколько фраз на английском и пообещали, что в следующий раз мы сможем общаться на моем родном языке.
Уму непостижимо! Однако все упирается в один-единственный вопрос: обладают ли эти существа бессмертной душой? Наверняка сказать не могу, но мы с Л. пришли к выводу, что, скорее всего, обладают. А потому если мы можем привести к Спасителю хотя бы одного из тех, кто иначе попадет в преисподнюю, значит, таков наш священный долг».
Эта запись настолько меня поразила, что я долго сидел и разглядывал страницу. А следующая, переполненная эмоциями, заставила окончательно забыть об аналитической машине:
«Дорогой Дж. Г. У меня ужасные новости. Даже не знаю, с чего начать… УЛ. наступило обострение ее болезни, причем на сей раз все гораздо серьезнее, чем раньше. Она молчит, но вчера я заметил на ее платке кровавые пятна и настоял на том, чтобы она обратилась к врачу. Тот сказал, что ничего сделать нельзя. Л. удивительно спокойна, в отличие от меня. Помолитесь за нее, дорогой друг. Быть может, Господь внемлет нашим мольбам».
