Генри Каттнер - Мутант
Этель могла, конечно, немного расстроиться, но беда уже миновала, и потом она ведь тоже была Болди. Ну, конечно, в парике пушистых каштановых волос, с длинными загнутыми ресницами она не казалась таковой. Но ее родители жили к востоку от Сиэтла и во время Взрыва и после него, когда еще не было изучено воздействие жесткой радиации.
Ветер швырял на Модок пригоршни снега и уносился к югу по долине Юта. Беркхальтер захотелось оказаться в своем вертолете, одному в голубой пустоте неба. Там царило странное тихое умиротворение, какого ни один Болди не мог достичь, не погружаясь при этом в глубины хаоса. Сбившиеся с пути обрывки мыслей всегда вились вокруг, но никогда не прекращались, подобно шелесту иглы фонографа. Именно поэтому Болди любили летать и были превосходными пилотами. Высотные пустыни воздушных пространств были их голубыми хижинами отшельников.
Но он по-прежнему был в Модоке и опаздывал на встречу с Куэйлом. Беркхальтер ускорил шаги. В главном холле он встретил Муна, кратко и загадочно сказал ему, что с дуэлью он все уладил, и пошел дальше, оставив толстяка изумленно смотреть ему в спину. Единственный вызов видеофона был от Этель, запись сообщила, что она беспокоится за Эла и хочет, чтобы Беркхальтер зашел в школу. Ладно, это он уже сделал — если только мальчуган с тех пор не успел натворить чего-нибудь еще. Беркхальтер послал вызов и немного успокоился. С Элом все пока было по-прежнему.
Он нашел Куэйла в том же солярии, страдающим от жажды. Не имея ничего против потери Куэйлом выдержки, Беркхальтер заказал пару коктейлей. Седовласый автор был поглощен изучением селекционного исторического глобуса, высвечивающим эпоху за эпохой, по мере того, как он погружался в прошлое.
— Посмотрите на это, — сказал он, пробегая пальцами по ряду кнопок.
— Видите, как изменяется граница Германии? И Португалии. Заметили ее зону влияния? А теперь… — зона постоянно отступала, начиная с 1600 года, в то время как другие страны сверкали великолепием и наращивали морскую мощь.
Беркхальтер отпил коктейль.
— Немногое осталось от этого.
— Нет, ведь… что случилось?
— О чем вы?
— Вы неважно выглядите.
— Я не знал, что это заметно, — скривившись сказал Беркхальтер. — Я только что ускользнул от дуэли.
— Никогда не видел смысла в этом обычае, — сказал Куэйл. — Что случилось? С каких это пор можно от этого отвертеться?
Беркхальтер объяснил, и писатель, взяв бокал, фыркнул:
— Какая неприятность для вас. Если так, мне кажется, быть Болди — не такое уж большое преимущество.
— Временами в этом есть определенные недостатки.
Повинуясь импульсу, Беркхальтер рассказал о своем сыне.
— Вы понимаете мое положение, да? Я на самом деле не знаю, какой стандарт применим к юному Болди. В конце концов он продукт мутации, а мутация телепатов еще не завершилась. Подопытные животные нас не спасут, потому что у морских свинок и кроликов телепатия не передается по наследству. Вы же знаете, что это уже пробовали. И… дело в том, что дети Болди нуждаются в особом обучении, чтобы они могли сами справляться с собой, когда достигнут зрелости.
— Вы, похоже, приспособились довольно хорошо.
— Я — учился. Все наиболее чувствительные Болди должны это делать. Вот почему я не богат и не занимаюсь политикой. В действительности мы покупаем для своих соплеменников безопасность тем, что забываем о некоторых из своих преимуществ. Заложники судьбы и — судьба щадит нас. Но мы тоже платим — по-своему. Мы участвуем в создании благ будущего негативных благ, собственно говоря, ибо мы просим только о том, чтобы нас пожалели и приняли такими, как мы есть. Поэтому мы вынуждены отказываться от многих благ, которые предлагает нам настоящее. Пусть судьба примет от нас эту дань и принесет нам умиротворение.
— Вы несете расходы, — кивнул Куэйл.
— Мы все несем расходы. Болди, как группа, я имею в виду. И наши дети. Вот таким образом все и балансируется: мы, по сути дела, платим сами себе. Если бы я хотел воспользоваться злосчастным преимуществом моей телепатической мощи, мой сын не прожил бы долго. Болди были бы уничтожены. Эл должен это знать, а он становится удивительно антисоциальным.
— Все дети антисоциальны, — заметил Куэйл. — Они индивидуалисты в высшей степени. Я думаю, что единственная причина, достойная беспокойства — это если отклонения от нормы у мальчика связаны с его телепатическим чувством.
— В этом что-то есть… — Беркхальтер осторожно коснулся сознания Куэйла и обнаружил, что сопротивление значительно ослабилось. Он улыбнулся про себя и продолжал говорить о собственных сложностях. — Точно так же, как у его отца с людьми. А взрослый Болди должен быть очень хорошо приспособлен к окружающему, иначе он погибнет.
— Окружение столь же важно, как и наследственность. Одно дополняет другое. Если ребенок правильно воспитан, у него не будет крупных неприятностей — если не вмешается наследственность.
— А это может случиться. О телепатической мутации известно очень мало. Если для второго поколения характерно отсутствие волос, то, может быть, в третьем или четвертом поколении проявятся еще какие-либо черты. Я удивлюсь, если телепатия действительно полезна для сознания.
— Хм, между нами — меня это тревожит… — сказал Куэйл.
— Рейли тоже.
— Да, — сказал Куэйл, но сравнение его не слишком заинтересовало. Во всяком случае, если мутация является ошибкой, она умрет. Она не даст значительного потомства.
— А как насчет гемофилии?
— Какое количество людей страдает гемофилией? — спросил Куэйл. — Я пытаюсь смотреть на это с позиции психоисторика. Если бы в прошлом были телепаты, все могло бы пойти по-другому.
— Откуда вы знаете, что их не было? — спросил Беркхальтер.
Куэйл моргнул.
— О-о. Ну да. Это тоже верно. В средние века их называли бы колдунами — или святыми. Эксперименты герцога Рейнского… но такие случаи были обречены на неудачу. Природа ходит вокруг да около, пытаясь… э-э… вытянуть выигрышный билет, но с первой попытки ей не всегда это удается.
— Может быть, у нее и на этот раз не получилось. — Разговор привычно держался в рамках укоренившейся скромной предусмотрительности. — Возможно, телепатия лишь ступень к чему-то совершенно невероятному. Например, к чему-нибудь вроде четырехмерного сенсора.
— Для меня все это звучит слишком абстрактно.
Куэйл был заинтересован и почти забыл о собственных колебаниях. Приняв Беркхальтера как телепата, он молчаливо отбрасывал свое предубеждение к телепатии, как таковой.
