Светлана Ягупова - Феномен Табачковой
Выдергивая нитки из пледа, Зинаида Яковлевна терпелива слушала очередную нотацию Табачковой. Потом без всякого перехода переключилась на разговор о печальной участи стареющей женщины, и при этом так скорбно покачивала своей перманентной головой, будто все беды этого возраста достались ей.
Анна Матвеевна не знала, как приступить к разговору о голосах, чтобы не напугать подругу. Наконец, выдалась минута. Она постелила Зинаиде Яковлевне на диване, а себе в кухне на полу и тем самым привела Черноморец в замешательство.
- Если у тебя нет раскладушки, можно, по крайней мере, лечь на пол в этой же комнате. Поболтаем перед сном.
Тут-то, заливаясь краской стыда, Анна Матвеевна и рассказала о своем новом несчастье.
Изумленная сообщением Табачковой, Черноморец успокоила ее, как могла, заверила, что причина голосов несомненно в легком расстройстве нервов, но это не страшно, чего только не бывает в их годы! А ради интереса все же прошла к дивану, осторожно села на него и закрыла глаза.
- Ни звука. Тихо как в гробу. У меня и то шумней - шоссе рядом. А твоей тишине можно позавидовать.
Анна Матвеевна опустилась возле нее, смежила веки и, вздрогнув, пробормотала:
- Слышу...
По лицу ее было видно - не врет. Черноморец чуть не задохнулась от присутствия тайны. Приблизила голову к ее уху, будто таким способом могла услышать то, что чудится подруге, и вопросительно заглянула ей в лицо.
- Что же говорят, а? Только не бледней, голубушка, не дрожи. Сейчас водички принесу. - Она вскочила и с комичной для ее грузного тела проворностью выпорхнула на кухню. Принесла стакан воды, приложила к губам Анны Матвеевны.
- Не волнуйся, все хорошо, все нормально, - успокаивала Табачкову. Так о чем они с тобой, а?
Анна Матвеевна отхлебнула воды, опять закрыла глаза и медленно, с трудом, как бы переводя то, что слышала, стала говорить;
"...держит... завтра поздно и тогда... если в одном сантиметре три петли... отойди от пульта... старалась понять и не могу... розы... фильм чепуховый... как это прекрасно и странно... видел ее... соберемся в пять... мой пес Степка... надежды, надежды... приклеит бороду и усы... фиолетовое солнце... ничто не возвращается... поэтому... нарисуй мне жирафа..."
Передохнула и тихо сказала:
- И опять этот голосок:
"Чистого неба, дальних дорог, зеленого луга, быстрых ног!"
Черноморец подивилась всему, поахала, покачала кудряшками и сказала, что завтра они вместе пойдут к врачу. А укладываясь спать, все повторяла вполголоса:
- Какой-то жираф, петли, небо... Такое и не придумаешь. Странно все это.
Анна Матвеевна попросила никому не говорить о том, что творится с ней, даже Смурой, - та последнее время плохо сочувствует, только язвит. И расплакалась.
Взбудораженная случившимся, Черноморец возмутилась такому подозрению ее в болтливости, вскочила, стала успокаивать Анну Матвеевну, напоила ее валерьянкой, теплым чаем с медом и уложила в кухне на полу. Сама провела ночь на диване.
Вот и еще одно наше утро. Я притворяюсь, что сплю, и сквозь ресницы вижу, как ты разглядываешь меня и улыбаешься. Осторожно, недоверчиво проводишь кончиками пальцев по моим губам, бровям, линии носа.
Я обнимаю тебя, и в комнату влетает солнце. Оно кружится над нами, потом проливается теплым, сверкающим ливнем. И опять мы, в лодке, а за бортом - кувшинки, листья и чьи-то тоскливые глаза, в которых я узнаю ЕЕ. Ну почему в такую минуту всегда приходит Она? Ведь это в конце концов нетактично. А может, ты, сам того не ведая, повсюду носишь ЕЕ с собой? Может, тебе только кажется, что рядом - я, а на самом деле...
Доктор, молодой человек с веселыми усиками и внимательным взглядом, ободряюще улыбнулся и кивнул на стул:
- Садитесь. Итак, что вас беспокоит?
- Голоса, - сказала Табачкова присаживаясь. - Меня беспокоят голоса.
И она объяснила, что стоит лечь, зажмуриться, как на нее со всех сторон налетает какофония человеческих голосов. Они зовут, смеются, ругаются, плачут, перешептываются, кричат. Она уже и форточки захлопывала, и зарывалась в подушки - ничто не помогает. Спать можно только в кухне. Если это возрастное, то пусть ей выпишут лекарство. А то жить невмоготу, вернее, спать.
Доктор оттопырил ей веки, посмотрел на свет зрачки, поднес к переносице молоточек, поводил им перед глазами, чем вызвал у пациентки короткий смешок, стукнул молоточком по одной коленке, по другой.
- И давно это у вас? - спросил он, не находя ни малейшей патологии.
- С тех пор, как в квартиру новую перебралась. Дом наш старый под снос пошел, а мне однокомнатную секцию на пятом этаже дали.
- А до переезда?
- Ничего похожего. Как переехала, так и началось. - Она вздохнула, достала из сумочки таблетку и положила под язык. - Глотаю сразу после новоселья. До этого, кроме как на гипертонию да ломоту в ногах, ни на что не жаловалась.
Доктор задумался, поглаживая веселые черточки усов. Измерил пациентке давление.
- Со старым домом у вас, конечно, связано многое. Очень переживали, когда его снесли? - поинтересовался, вооружаясь шариковым карандашом.
- Да как вам сказать, не то, чтобы очень, но грустно было. - Глаза ее повлажнели. - С ним многое связано - Она вздохнула. - Я думаю, не в самом ли жилище беда? В новой квартире? Ведь ничего подобного за всю жизнь. Разве что после развода на три дня речь отнялась. Мычу, как немая, язык в камень превратился.
Сообщение это несколько оживило доктора. Он что-то быстро записал в карточку и уже с особым интересом уставился на пациентку.
- Скажите, навязчивых мыслей у вас не бывает? Окна в домах не считаете? Или номера машин? Не слышится ли вам в шуме дождя тиканье часов или чей-то шепот?
- Чего нет, того нет.
- Профессия?
- Машинистка-стенограф.
- На пенсии давно?
- С месяц.
- Отчего же сразу не ушли?
- При еще бодром муже какой женщине хочется записываться в старухи? Вот все и оттягивала. - В голосе явно прозвучала печаль.
- Мда... Развод, пенсия, новоселье... В этом уже есть кое-какой смысл. Но мне бы ваши заботы, - он искренне вздохнул. - Сколько непрочитанных книг! А кино, телевизор, театр! Да живите, наконец, в свое удовольствие!
- Хотите сказать, доживайте?
- Зачем же так? Никакая вы еще не старуха. Да и не будете ею, потому что у вас внешность вечной девочки.
При этих словах лицо Анны Матвеевны расплылось в улыбке, коротенький нос еще больше вздернулся:
- Муж мне говорил то же самое, - сказала она, и улыбка тут же погасла, будто кто выключил ее. - Ушел, - не то вздохнула, не то простонала она.
Глаза доктора остановились на белом кружевном воротничке из-под распахнутого плаща посетительницы. Воротничок очень смахивал на кружева, какими были отделаны нейлоновые комбинации его жены. В остальном вид пациентки был приличен: на ногах блестели аккуратно вычищенные туфли на толстой подошве. Но эти кружева...
