Джонатан Летем - Пистолет с музыкой
Я поднял телефонную трубку, набрал номер забегаловки на углу и заказал сандвич с яичным салатом. Потом врубил компьютер и сделал несколько запросов. Я даже не удивился, когда информации на Ортона Энгьюина там не оказалось. Я набрал имя Пэнси Гринлиф — женщины, у которой оставалась пока Челеста, — и даже подсказал ее адрес на Кренберри-стрит, но получил в ответ фигу. Забавы ради я набрал свое имя и, разумеется, оказался в списке. Что ж, спасибо и на том.
Я просмотрел почту. Ее накопилось почти за неделю, в основном счета и рекламная макулатура, открытка от парня из Вегаса, который был мне должен, и авторучка-сувенир от одной из аэрокосмических фирм. Я вытряхнул ее из конверта, и она повисла в воздухе у меня перед носом: антиграв, первый, увиденный собственными глазами. Похоже, важнейшие изобретения всегда заявляют о себе таким обыденным образом. Ты ожидаешь чуда из чудес, а на деле тебе доставляют по почте ручку, или расческу, или соломину для нюханья порошка с телефоном торговца на конверте. К тому же ручка наверняка окажется барахляной. Попишешь такой неделю, и кончится стержень.
В дверь постучали.
— Не заперто! — гаркнул я, сунул ручку в карман и полез в ящик стола за мелочью расплатиться за сандвич. Но это был не разносчик.
Первый из них оказался примерно моего возраста, с кривыми зубами и десятидолларовой стрижкой. Абсолютно стандартный для Отдела тип. Они все на одно лицо и отличаются только сортом карамелек от кашля, которые постоянно сосут. У них и привычка такая: подойти поближе, чтобы ты мог понюхать и восхититься их оригинальностью. Я имел дело с такими миллион раз, и, несомненно, еще миллион раз мне придется иметь с ними дело в будущем. Я и сам бы таким стал, останься я в свое время работать в Отделе.
Второй… второй это совсем другое дело. Толстый, лысеющий, бритый кое-как, в подтяжках и с парой медалей на лацкане. Крепкий орешек, за версту видать. Он ввалился в комнату, захлопнул за собою дверь и произнес: «Меткалф?» — таким голосом и с таким взглядом, что я, признаться, аж вздрогнул.
— Он самый, — ответил я.
— Где ты был час назад?
— Вы, ребята, часом не полы полировать? Я не могу договариваться с вами в отсутствие доктора.
Тот, что больше, уселся в кресло, где еще совсем недавно сидел Энгьюин. Второй покосился на запыленное кресло в углу у раковины и решил пока постоять.
— Дай-ка мне свою карточку и лицензию, — буркнул здоровяк.
Пока он изучал мои документы, я демонстративно смотрел в потолок. Когда он положил их на стол между нами, я принципиально не стал брать их сразу — мол, не очень-то и хотелось.
— А где инквизитор Карбондейл? — спросил я.
— Его перебросили в приморский округ, — ответил здоровяк. — Моя фамилия Моргенлендер. Это — инквизитор Корнфельд. — При упоминании его имени молчаливый кивнул.
— Любо-дорого посмотреть на вас, ребята, в деле.
— Не могу ответить взаимностью, длинноносый, — ухмыльнулся Моргенлендер. — У нас к тебе пара вопросов по делу Стенханта. Мы не допустим, чтобы кто-либо спекулировал на этом.
— Нет проблем, инспектор. С превеликим удовольствием. — Я достал из ящика стола пачку сигарет.
— Фиг тебе удовольствие, — скривил рот Моргенлендер. — Не то у тебя положение. Ты у меня на подозрении, длинноносый.
— Я уже имел встречу с вашим подозреваемым, Моргенлендер. Парень на последнем издыхании. Ловко сработано.
— Энгьюину не позавидуешь. У него нет будущего. Мне бы не хотелось, чтобы такое случилось с длинноносым вроде тебя.
Я повернулся к Корнфельду — тот так и стоял с каменным лицом.
— У меня что, в самом деле нос такой длинный? Скажите, не стесняйтесь.
— Прибереги шуточки, длинноносый, — мрачно сказал Моргенлендер. — Твоя лицензия годна разве что подтираться, это я тебе говорю. — Он поправил галстук на бычьей шее. — А теперь расскажи-ка инквизитору Корнфельду про свою поездку к доктору.
— Я ходил показаться специалисту, — объяснил я. — Проконсультироваться, нельзя ли укоротить нос.
Я зажег сигарету и затянулся. Моргенлендер перегнулся через стол и выбил ее у меня изо рта. Она отлетела под кресло в углу и затерялась в пыли.
— Не тяни время, длинноносый. Лучше отвечай. — Он вытащил из кармана магнит и бесцеремонно нацелил на мою карточку.
Я сплюнул в угол. Черт, давно бы пора прибраться.
— Валяйте, — буркнул я.
— Кто впутал тебя в дело Стенханта?
— Я впутался в него до того, как оно стало «делом», — ответил я. — Я работал на Стенханта перед тем, как он заполучил дырку в голове.
— Ты работаешь на Энгьюина?
— Был бы рад. Я не знаю, где он.
— Вот говнюк, — сказал Моргенлендер. — Это он послал тебя к доктору. Он еще надеется выпутаться.
Вся эта карусель начала действовать мне на нервы.
— Иными словами Энгьюин занимался шантажом. — Я надеялся, что хоть этот вопрос вызовет ответную реакцию.
— Не прикидывайся простачком, длинноносый. Что он просил тебя передать доктору?
Я решил поиграть еще немного.
— Он не просил ничего конкретного. Я только прощупывал доктора Тестафера.
В дверь снова постучали. Инквизитор Корнфельд отступил от двери, и я крикнул, чтобы входили. Вошел обращенный ирландский сеттер-разносчик из забегаловки, зажав в лапах белый бумажный пакет. Он испуганно покосился на инквизиторов, потом подошел к столу и протянул мне пакет.
Я поблагодарил сеттера и заплатил на пять баксов больше, чем значилось по счету. Он благодарно кивнул, попятился к открытой двери и, развернувшись, поспешил из приемной с таким видом, будто готов улепетывать на всех четырех и с визгом. Корнфельд прикрыл дверь и прислонился к стене.
Никто не проронил ни звука, пока я открывал пакет и доставал оттуда сандвич с яичным салатом. Как раз в такие минуты любое нормальное человеческое действие обезоруживает разъяренного противника. Я откусил от треугольного сандвича и вытер губы бумажной салфеткой. Только после этого Моргенлендер начал допрос заново, забыв свои шуточки вроде «длинноносого». Каким-то образом за то время, пока рыжий щенок передавал мне сандвич, мы миновали этот этап.
— Чертовски запутанное дело, — сказал он. — Начальство выдало мне Энгьюина на блюдечке и, похоже, здорово давит, чтобы так все и оставалось.
Моргенлендер обращался теперь ко мне как к приятелю, и — возможно, мне это только показалось — Корнфельд продолжал молчать, но вроде бы чувствовал себя уже не так уютно.
— Энгьюин — паршивая крыса, — продолжал Моргенлендер. — Я не огорчусь, если он окажется в морозильнике, но только здесь все куда сложнее.
