Джонатан Летем - Пистолет с музыкой
— Что-то между ними двумя. Не имеющее отношения к практике.
— Ясно, — сказал я и в некотором роде не покривил душой. Тестафер принадлежал к людям, которые стараются держаться подальше от того, что им неприятно. Подобная нерешительность призвана скрывать, что он каким-то образом вовлечен во все это, но отнюдь не характеризует его как личность.
— Мы с Мейнардом никогда не были особо близки, — объяснил он. — Я как раз собирался на пенсию, но по возможности не хотел закрывать практику. Мейнард был хорошим врачом, ему я вполне мог доверить дело. Наши отношения можно охарактеризовать как весьма удачное деловое партнерство, и мы уважали друг друга, но не более того.
— Вы молоды для пенсии. Сколько вам, пятьдесят пять? Пятьдесят восемь? Ей-богу, стариковский возраст.
От такой характеристики Тестафер зажмурился.
— Мне почти шестьдесят, мистер Меткалф. Впрочем, вам не откажешь в наблюдательности.
Он не стал продолжать тему «стариковского возраста». Я решил, что нажимать на него дальше не имеет смысла. Он будет гнуть ту же линию. Попробуем-ка поддеть его с другой стороны.
— И как вы будете теперь? — спросил я. — Будете искать еще одно молодое светило или прикроете лавочку?
Этим я его слегка разозлил.
— Я должен думать о пациентах. Я буду принимать их — во всяком случае, пока обстоятельства не изменятся.
— Ну разумеется. А что миссис Стенхант? Она унаследует пациентов Мейнарда или передаст их вам?
— Я не связывался еще с миссис Стенхант. Но о ней позаботятся… — необходимость импровизировать выводила его из себя.
— Пока обстоятельства не изменятся? — подсказал я.
— Ну… да.
Я пустил крученый мяч.
— Не думаю, чтобы в ваших планах фигурировал Денни.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Боюсь, я не совсем вас понял.
— Не бойтесь, — сказал я. — Я просто оговорился.
— Полагаю, что так.
Я забавлялся намеками достаточно долго, чтобы надоесть ему. В любом случае он не горел желанием говорить о Денни, кем бы этот Денни ни был.
— Что вы можете сказать о том месте, где находится Челеста Стенхант?
— Там живут Пэнси Гринлиф с сыном. Только он… он редко бывает дома. Он… он — башкунчик, — Меткалф произнес это слово не без отвращения.
— Я так и понял. Похоже, она завела себе в качестве замены обращенного котенка. Чем миссис Гринлиф зарабатывает на жизнь?
— Представления не имею, — ехидно произнес он. — У меня нет привычки расспрашивать. — Ударение на последнем слове показывало степень его раздражения. — Она дружила со Стенхантами, — добавил он уже спокойнее.
— С которыми вы не были особенно близки, — уточнил я.
— Вот именно.
Я демонстративно посмотрел на часы.
— Ну что же, не смею больше отвлекать вас. Вы весьма мне помогли.
— К вашим услугам, — ответил он, сглотнув. Ему не терпелось остаться одному.
— Если вы вспомните что-нибудь полезное для меня… — Я написал на бланке рецепта свой телефон и встал. — Пожалуй, мне пора. Прощайте, доктор.
Я вышел в вестибюль, закрыв за собой дверь кабинета. Сестра уже ушла. Я отворил выходную дверь и закрыл ее, не выходя. Потом подошел к шкафу с регистрационными картами.
Сначала я поискал карту Ортона Энгьюина. Таковой не оказалось. Я перелистал пару произвольно выбранных карт, но ничего подозрительного не нашел. Если с ними и было что-то не так, требовался профессиональный уролог, чтобы это обнаружить.
Я слышал шаги Тестафера за дверью, так что мне следовало спешить: стоило ему открыть дверь — и я бы оказался у него перед глазами. С другой стороны, он вроде бы не из тех, кто стал бы слишком шуметь из-за этого. Он боялся меня — это очевидно — и боялся до такой степени, что из кожи вон лез, только бы показать, что он помогает моему расследованию. Иначе он вряд ли согласился бы вообще встретиться со мной.
Оставалось неясным одно: почему он меня так боится? Конечно, я мог бы прямо спросить его, кто такой Денни, но ведь тогда он узнал бы, что мне самому это неизвестно.
Я взял с полки еще одну папку. Совершенно безобидная папка: парень по имени Морис Госпелс, шестидесяти семи лет от роду, диагноз — хронический уретрит или что-то в этом роде… Я закрыл шкаф и сунул папку под плащ. Затем шагнул к двери в офис и повернул ручку.
Тестафер склонился над столом, втягивая носом через металлическую трубочку что-то белое с поверхности маленького зеркальца. Увидев меня, он дернул головой, и из ноздри потекла белая струйка. Он не сказал ничего. Я тоже не торопился начинать разговор. Ощущение такое, словно видишь себя в зеркале лет через двадцать.
— Вот, — сказал я наконец и выложил на стол папку. Он прикрыл зеркальце руками, чтобы порошок не разлетелся. — Это то, что Стенхант дал мне на вынос из офиса. Мне это так и так уже не понадобится.
Тестафер лихорадочно пролистал карту Мориса Госпелса в поисках чего-то подозрительного. Белая струйка медленно сползала с нижней губы на подбородок. Я вышел.
Глава 6
Я возвращался в свой офис, настраивая себя на неизбежное столкновение с парнями из Отдела. Раньше или позже такого столкновения не избежать. Если мне повезет, они выведут меня на Ортона Энгьюина. Выйти из тупика в расследовании можно только с его помощью; что же до моего кошелька, то единственный шанс — это деньги Энгьюина. Я не особенно терзался. Если Энгьюину это и не поможет, деньги ему все равно будут ни к чему.
Однако в приемной не оказалось никого, за исключением пары обращенных кроликов в крошечных костюмах-тройках Они углубились в изучение журналов и только мельком посмотрели на меня, пока я шел через приемную к своей двери. Из кабинета дантиста доносилось приглушенное повизгивание бормашины. «У кого-то проблемы с зубами, — подумал я, — а мой сосед-дантист не настолько процветает, чтобы отказываться от практики».
Я повесил плащ на рогатую вешалку, плюхнулся на стул, вздохнул, достал из кармана карточку и сунул ее в декодер на столе. Хотя инквизиторы, как правило, держат слово, не снимая и не добавляя кармы больше, чем заявляют, я довольно смутно помнил свой уровень до инцидента в вестибюле «Калифорнии».
Магнитная полоска на моей карточке хранила шестьдесят пять единиц. Не так плохо. Обычно инквизиторы возвращали мне отобранную карму по окончании расследования, а если его результаты были на руку Отделу, то могли немного и добавить. Шестьдесят пять единиц — уровень, с которым можно чувствовать себя более или менее уютно. Достаточный запас для работы; недостаточный, впрочем, для тех парней из Отдела, которые потехи ради могут его еще понизить. С точки зрения Отдела шестьдесят пять единиц — так, пустяк, но для такого типа, как я, многовато. Низкий уровень кармы — одна из вещей, к которым поневоле привыкаешь при моей работе.
