Дмитрий Поляшенко - Тени у порога
— После чего?
— Да почитав твои древние книжки! А в детстве были фильмы, особенно документальные. На самом деле не романтика, не, тем более, азарт или авантюризм, а просто сильное нежелание видеть горе, беспомощность разумных где-то во Вселенной подтолкнули меня. Это во мне не укладывается. Помните, давным-давно, — катастрофа на Катарсисе? Мы были тогда детьми. В тот день разрушилось мое представление о доброй, справедливой Вселенной. Случилась у меня тогда вселенская обида на мир. Я даже месяц не смотрел новостей. Из принципа увлекся домежзвездной эпохой, когда хрупкие кораблики с трудом бороздили ближний космос и о гибели целой цивилизации можно было прочесть только в фантастических книжках. Сейчас я понимаю: не уходить от этого надо, а, наоборот, идти навстречу. Эти люди живут сейчас и им надо помочь. Сейчас. Или помочь, или не думать об этом. Третьего для меня не существует. Зачем таскать камень в душе, кому от этого легче? Я от этого, например, просто худею.
— Ты взрослеешь, Рома, — серьезно сказал Трайнис. — От этого никому не легче.
— Оттого, что взрослею?
— Прогрессор-остряк, — сказал Трайнис.
— Действительно, кому я нужен худой?
— Я не знал, что ты увлекался домежзвездной эпохой, — сказал Лядов.
— Недолго. Я почти сразу плотно занялся теорией прогрессорства.
— Да ты у нас тоже философ... — медленно проговорил Лядов. Взгляд его остановился, словно он пригвоздил к месту важную мысль.
— А я вообще талантливый, — согласился Вадковский и, задрав подбородок, принял монументальную позу.
— Стоп, замри! Я думаю, тебя надо отлить, — уверенно сказал Трайнис. — В бронзе. И прямо сейчас, пока ты не убежал. Скульптура будет называться «Салага с пафосом».
— Да ладно тебе, — — Вадковский небрежно смерил Трайниса взглядом. — Птеродактиль.
Трайнис довольно засмеялся.
— Скажи мне, зачем глайдер, когда есть т-порт? — прищурился Вадковский. — Скоро его обещают сделать межпланетным. Может быть, и межзвездный т-порт мы застанем. Ты не жалуешь симуляторы. Но твои полеты — такое же развлечение.
— Ты не был на неосвоенных планетах, — возразил Трайнис. — Иначе бы так не говорил.
— Кому на дикой планете нужна твоя «мертвая» петля в штопоре? Глайдер не подчиняется законам аэродинамики.
— Я развиваю реакцию и быстроту принятия решения.
— А, — смиренно сказал Роман и метнул в Гинтаса чашку.
Чуть отстранясь, тот поймал чашку, поставил на край стола и, поигрывая увесистой сахарницей, снисходительно посмотрел на Вадковского. Роман же внимательно посмотрел на сахарницу и медленно перевел красноречивый взгляд на широкую низкую вазу с цветами.
— Экипаж, — хлопнул в ладоши Лядов. — Отставить разговоры. Слушай мою команду. Строй-ся!
— Чего?
— Вставайте в ряд. Гинтас первый, Роман второй.
— Почему это я второй?!
— Какая разница. С точки зрения араба ты первый.
— А кто из нас араб? Слава, ты не араб?
— Разговорчики в строю!
Вадковский и Трайнис вытянулись, с отчаянной преданностью уставившись вдаль.
Заложив руки за спину, Лядов прошелся перед строем, вглядываясь в лица. Потрепал Трайниса по щеке, Роману поправил застежку и сказал глубоким отеческим басом, явно кого-то копируя:
— Экипаж... кхе-кхе... сынки.
— Чего изволите? — пропищал Вадковский.
Лядов сурово взглянул на него, сдвинул брови, что-то припоминая.
— Наверное, не из той книжки, — шепнул Трайнис.
— Рядовой Вадковский.
— Я!
— Прекратите паясничать.
— Щас, — выразительно сказал Роман.
— Надо отвечать «слушаюсь».
— Слушаюсь!
— Как кибер Васька, — шепнул Трайнис.
— Рядовой Трайнис!
— Я!
— Хотите два наряда вне очереди?
— Слушаюсь!
— Не «слушаюсь», а «никак нет»!
— Никак нет! — рявкнул Трайнис, выкатив глаза.
— О господи, — вздохнул Вадковский, — Слава, ну почему же «нет»? Вдруг он хочет, и причем именно вне очереди?
— Рядовой Вадковский! — изумился Лядов. — Что за фамильярность со старшим по званию!
Трайнис закусил губу и дернулся.
— Так точно! — вытянулся Вадковский.
— Не «так точно», а «виноват».
— Виноват! — На лице Романа появилось жертвенное выражение. Мгновенно преобразившись, он округлил глаза и подался к Лядову: — В чем?
Трайнис расхохотался.
— Э... это из какой книжки? — выдавил он, в изнеможении падая на Романа.
— Щекотно! — заорал Вадковский.
— Ахиллесовы подмышки! — обрадовался Трайнис.
Вадковский конвульсивно заржал, вырываясь.
— Как стоите, когда я приказываю?! — закричал на них Лядов и бросился в гущу свалки.
— Я буду к шести, — сказал Лядов. — До вечера времени вагон. Готовьтесь.
— Готовьтесь, сказал Петров, сталкивая Сидорова в пропасть, — объявил Вадковский.
— Итак, мы условились, — сказал Лядов. — Никому ни слова. Ни-ко-му — понимаете? Иначе... нарушим чистоту эксперимента. Все делаем строго по плану. Встречаемся в полночь на моем космодроме.
— Вер-рна! — пригибаясь и шаря подозрительным взглядом по сторонам, страшно прошептал Вадковский. — И концы — в воду. Я принесу ведро воды. За нами не заржавеет!
— Как же не заржавеет, если целое ведро воды? — удивился Трайнис.
Лядов со смехом слушал их.
— Да нет, — поморщился Вадковский, — это ты путаешь. Ты имеешь в виду «не плюй в колодец».
— Ну все, пока. Дел еще по горло. — Лядов махнул рукой и побежал к т-порту, полупрозрачный синий высокий стакан которого торчал в облаке разросшейся сирени.
— Тебя подбросить? — спросил Трайнис.
— Меня-то? — сказал Вадковский. — Давай.
— Тогда залезай.
Вадковский перемахнул через борт и уселся сзади.
Трайнис поднял глайдер над травой. Роман вертел головой по сторонам, щурясь на солнце.
— Прокрутим комплекс? — предложил Трайнис.
— Идея! Давай.
— Закрепись.
— Крепитесь, сказал Петров, наливая Сидорову слабительное, — провозгласил Вадковский, выводя из кресла фиксаторы. — Готов.
— Закрой колпак, — сказал Трайнис.
— В смысле «заткни фонтан»? — уточнил Вадковский, закрывая колпак.
Трайнис слабо пошевелил штурвал — глайдер повел носом.
— Трепло ты, Рома, просто фантастическое. Шел бы ты в дикторы новостей. Тогда тебя можно было бы просто выключить. Ну, поехали. — Трайнис рванул штурвал на себя.
— Нет, — возразил Вадковский, — лучше уж я...
Небо обрушилось на глайдер.
Добравшись домой, въехав ногой в чавкнувшую клумбу, перебирая руками по стене на веранде, Вадковский ухнул в дверной проем. Перед глазами пронеслось что-то пестрое, мир сделал кувырок, тяжесть ударила в голову, отозвавшись тошнотворной слабостью в ногах, и он со всего маху с хрустом въехал плечом в расстеленную на полу «шкуру» белого медведя.
