Эллис Питерс - Ярмарка Святого Петра (Хроники брата Кадфаэля - 4)
- Так я и думал, - промолвил ап Хув, довольный своей сообразительностью и осведомленностью. - Это не кто иной, как сам Томас из Бристоля - крупнейший тамошний виноторговец. А еще он приторговывает всякими диковинами с Востока - пряностями, засахаренными фруктами и сластями, которые венецианцы привозят из Сирии и с Кипра. Товар дорогой и прибыль немалая. Любая леди, не торгуясь, заплатит за то, чего нет у ее соседки. Ну, что я тебе говорил? Деньги сближают людей. Купцы - за Стефана они или за Матильду - все одно съезжаются к вам на ярмарку и всяко сумеют столковаться друг с другом.
- Судя по его виду, - заметил Кадфаэль, - у себя в Бристоле он человек влиятельный.
- Так оно и есть. Он в чести у Роберта Глостерского, но, как видишь, не побоялся заявиться к вам в Шрусбери. Дело есть дело, и, коли пахнет барышом, купец хоть в самое пекло полезет.
Они собирались уже спуститься к берегу, когда заметили, что среди собравшихся на мосту нарастает волнение. Оттуда доносился возбужденный гул, и все головы повернулись к городским воротам на другом берегу Северна. В косых лучах заходящего солнца один из парапетов отбрасывал тень до середины моста. Над мостом клубилось облачко легкой пыли, двигавшееся к аббатскому берегу. Пыль поднимали ноги плотно сбившейся кучки молодых людей, вышедших из ворот и сплоченно, словно маленькое войско на марше, направлявшихся в сторону монастыря. Толпы зевак расступались, давая им дорогу. Все прочие горожане праздно прогуливались теплым летним вечером - эти же двигались решительно и поспешно, правда, похоже было, что их поспешность диктовалась боязнью растерять решимость. Их было человек двадцать пять, все безусые юнцы, и некоторых из них Кадфаэль знал: Эдви, сына мастера Белкота, юного посыльного Эдрика Флешера и с полдюжины отпрысков самых уважаемых цеховых мастеров. Во главе всей компании вышагивал, воинственно задрав подбородок и размахивая в такт шагам кулаками, Филип Корвизер - сын самого провоста. Вид у этих молодцов был сердитый и угрюмый. Прохожие замедляли шаг и недоуменно таращились на них, не понимая, в чем дело.
- Если это не пахнет дракой, - промолвил Родри ап Хув, поглядывая на воинственно настроенную компанию, - то я ничего в таких делах не смыслю. Я ведь слыхал, что у вашей обители вышел разлад с городом. Пойду-ка да пригляжу, чтобы все товары были надежно упрятаны под замок, пока не началась заваруха.
Он засучил рукава, проворно сбежал по тропке, ведущей к пристани, и принялся торопливо убирать подальше драгоценные фляги с хмельным медом. Кадфаэль остался стоять, задумчиво поглядывая на дорогу. "Похоже, - подумал монах, - чутье купца не обманывает. Старейшины города обратились к аббату с прошением и вернулись с пустыми руками. А сынки заправил Шрусбери, судя по всему, вознамерились прибегнуть к более сильным мерам". Правда, приглядевшись, монах не приметил у них никакого оружия. Кажется, даже дубинки ни у кого не было. Но лица их не предвещали ничего доброго видать, и впрямь без заварухи не обойдется.
Перейдя плотным строем мост, рассерженные молодцы задержались, но ненадолго: их предводитель оглядел выстроившиеся вдоль дороги лотки и палатки, бросил оценивающий взгляд в сторону пристани и отрывисто отдал какой-то приказ. Затем он устремился вниз по тропинке, ведущей к реке, а за ним последовало не меньше десятка рослых, крепких парней. Остальные юнцы продолжили движение в прежнем направлении. Любопытствующие тоже раскололись на две группы: кто последовал за одной компанией, кто - за другой. Никому из горожан не хотелось пропустить любопытное зрелище. Кадфаэль пригляделся к молодым людям и еще раз убедился в том, что, хотя настроены они решительно, никто не имел при себе даже палки. Монах сомневался, чтобы хоть один из них явился сюда с ножом. Только лица их пылали воинственным задором. Большинство из них брат Кадфаэль знал и был уверен, что они неспособны ни на какое злодейство, однако, ощущая смутное беспокойство, свернул с дороги и двинулся по тропинке к Северну вслед за ними.
Отпрыск Корвизера, известный в городе бузотер, был вовсе не глуп, но горяч и постоянно одержим всякими шальными идеями. К тому же паренек порой выпивал куда больше, чем стоило бы в его возрасте. Сейчас, правда, он не был пьян, но определенно что-то затевал.
Брат Кадфаэль вздохнул и без особой охоты спустился к пристани. У молодых кровь горячая, они легко увлекаются и идут напролом там, где люди постарше и поопытней предпочитают проявить осмотрительность. А чем больше юнцы кипятятся, тем вероятнее, что набьют себе шишек. Монах вовсе не удивился тому, что Родри ап Хув, человек, видавший виды, успел убраться с пристани вместе со своим работником и всеми товарами. Надо полагать, что валлиец прежде всего позаботится о том, чтобы упрятать свое добро - от греха подальше, а там, глядишь, и вернется к реке - посмотреть, чем дело кончится, но с безопасного расстояния, чтобы ни во что не влипнуть. У пристани под разгрузкой оставалось с полдюжины судов различных размеров, среди которых выделялась великолепная баржа Томаса из Бристоля. Заслышав шум, поднятый сбегавшей по тропе компанией, ее владелец обернулся, смерил юнцов высокомерным взглядом и продолжил руководить разгрузкой. На борту баржи еще высилась изрядная гора тюков, фляг и бочонков.
- Почтеннейшие! - громко окликнул судовладельцев Филип Корвизер, остановившись прямо перед Томасом из Бристоля. Его звонкий голос привлек всеобщее внимание, торговцы оторвались от своих дел. - Я прошу выслушать меня, ибо все вы, как и я, горожане, и каждый из вас, несомненно, предан интересам своего города, как и я своего - славного Шрусбери. Но вы платите пошлины и сборы в пользу аббатства, а аббатство отказывает городу в какой-либо помощи. Мы же сейчас находимся в куда большей нужде, чем обитель, и часть того, что вы отдаете монахам, стоило бы уплатить городу.
Филип исчерпал запал и остановился, чтобы перевести дух. Пареньку было двадцать лет, и он еще не успел избавиться от юношеской нескладности, хотя росту был немалого. "Вырядился щеголем, - подметил Кадфаэль, - но вот обувка подвела. А ведь отец его лучший в округе сапожный мастер. Не зря говорят - сапожник без сапог". На голове у парнишки красовалась копна густых темно-рыжих волос, а его миловидное, простодушное лицо было покрыто легким загаром, правда, сейчас оно побледнело от волнения. Все отзывались о Филипе как о сметливом расторопном малом и прекрасном работнике - цены бы ему не было, кабы не его вечные дурацкие выходки. На них паренек не скупился - дай только повод. Ну а сейчас повод у него был. Малый - вразуми его Господь! - обратился к купцам со страстной речью, приводя те же доводы, с которыми его отец обращался к аббату, и - о святая простота! - надеялся, что сумеет убедить расчетливых дельцов в своей правоте.
