Владимир Данихнов - Поезд
Где он прятался? В соседнем отсеке? Прыгнул, пока мы разглядывали съеденную руку несчастного?
Чертовски быстрый ублюдок.
Тень заворочалась на полу, разбрызгивая во все стороны капельки крови.
Блеснули длинные когти, упырь вытянул вперед левую руку и прохрипел:
— Не стреляйте! Я не собирался вас убивать!
Лена уже оправилась от удара и теперь сидела, прислонившись к перегородке, направив на тварь автомат.
— А этого парня, которому сожрал руку, ты тоже не хотел убивать? — поинтересовалась она.
Вампир прижал ладонь к плечу — меж сухих неживых пальцев сочилась темная кровь. Он сказал:
— Этот ублюдок стрелял в меня. Было не до переговоров.
Потом нежить прошипела, выпуская изо рта облачко праха:
— Я — последователь новой церкви. Предлагаю вам вечную жизнь. Все, что надо…
В коридоре запахло кладбищем, и Лена сказала:
— Нет, спасибо.
Короткая очередь разнесла вампиру голову, обляпав весь коридор бурой, дурно пахнущей жидкостью. Тело, лишившись головы, встало и вяло зашагало по направлению к нам. Я оцепенел от страха, но Ленка не растерялась: поднялась, схватила безголового упыря за шкирку и потащила в тамбур. Вампир вяло сопротивлялся, делал слабые попытки оттолкнуть от себя Ленку, но ничего у него не выходило.
Воняло просто нестерпимо.
В тамбуре распахнулась дверь, и в коридорчик залетел бродяжка-ветерок. Потом вернулась Лена. Она вытирала руки, испачканные серой жижей, прямо о джинсы.
Потом подмигнула мне:
— Хотела ублюдка наружу вытолкнуть, а он за поручни уцепился и держится. Я ему ножом кисти отрезала, дурачок прямо под колеса и свалился.
Лена протянула мне руку, помогая встать, и сказала:
— Ты в тамбур не ходи — там все стены в сером дерьме.
Потом она сказала:
— Давай заберем Ульмана, а заодно и этого алкаша. Оттащим алконавта в наш вагон — авось больше шансов будет, что выживет.
Лена достала из кармана своих необъятных штанов чекушку и сказала:
— Все равно скоро утро. Так что, как только вернемся в вагон — сразу напьемся.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Я проснулся около полудня. Опять с тем же гадостным привкусом во рту и головной болью. Не осталось ни страха, ни адреналина после суматошной ночи. Солнечные лучи проникали в отсек, кидали солнечных зайчиков сквозь пустые бутылки из-под водки, что валялись повсюду. Подо мной храпел вчерашний «алкаш». Внизу, рядом со спящим профессором-киборгом сидела Ленка. Она держалась за голову и покачивалась из стороны в сторону, будто маятник.
После сна лицо у Лены опухло и теперь напоминало не кусок гранита, а продолговатый помидор. С бугорками на месте носа и щек. Она вскочила на ноги, взъерошила жесткие волосы и пробормотала:
— Ненавижу похмелье. Блин…
Я улыбнулся и сказал:
— Честно говоря, думал ты умеешь пить. В смысле, обученный солдат, все-такое… А ты быстро отрубилась…
У меня у самого голова просто раскалывалась, но я старался не подавать виду — пусть думает, что перед ней — алкаш со стажем. Крепкий орешек. Тертый калач.
— Тошнит, — призналась Ленка, почесывая бок. Майка у нее подмышками вспотела, и Лена поморщилась.
— Сходи в туалет, — предложил я.
— Ну и ночка… — пробормотала девушка.
Она принялась стягивать с себя маечку, и я поспешно отвернулся: стал старательно разглядывать пейзаж за окном. Снаружи мелькали обугленные развалины пятиэтажек, заросшие плющом.
— Если я влюблена, это еще не значит, что люблю, — сказала Лена. — Если меня тошнит, это не значит, что пойду блевать. Можешь поворачиваться.
Я послушно обернулся. На Ленке теперь была точно такая же белая маечка, только уже без пятен. Грязную борцовку она небрежно запихнула в сумку.
Старичок— киборг заворочался во сне, забормотал что-то бессвязное, потом засунул указательный палец в рот и стал его тихонько посасывать, словно младенец в ясельках.
Ленка подмигнула мне и сказала:
— Эти чертовы имплантанты до добра не доводят. Видишь, что с Ульманом происходит? Старичок стремительно регрессирует, скоро будет писаться в штанишки и агукать. Будешь ему подгузники менять, Юрка?
— Это возраст, — возразил я. — Деду лет сто, наверное. Просто впадает в маразм
— Фигня, — отмахнулась Ленка. — Все проклятые микросхемы! Надо развивать, накачивать тело, а не запихивать в него всякую дрянь. Вот у тебя мускулы ничего… для мужчины.
Я улыбнулся.
Потом Ленка сказала, с грустью уставившись в окно:
— Сережка обо мне, наверное, и не вспоминает.
— Сережка — это твой парень? — спросил я.
Лена кивнула и вдруг засмеялась, обнажив ровные белоснежные зубы:
— Хочешь, покажу его фотографию?
Не дождавшись ответа, она сняла с верхней полки сумку, порылась в переднем кармане и извлекла смятую глянцевую фотку. Протянула мне.
Парень на фотографии совсем не напоминал идеального парня для Лены. По крайней мере, в моем представлении. Хлюпик ростом не больше метра семидесяти, хитрое, крысиное личико, маленькие темные глазки, субтильное тельце. Папироса в зубах и какие-то нелепые кучеряшки на голове. В руках Сережа держал ополовиненную пластиковую бутылку пива «Жигулевское».
— Ну, как? — с любопытством спросила Ленка.
Я повертел фотку в руках и так, и этак, но не нашелся, что сказать.
— Веришь, что из-за этого заморыша я решила покончить с собой? — поинтересовалась девушка. Голос у нее стал злым, и я снова смолчал.
Ленка выхватила у меня из рук фотокарточку, прижала к сердцу и сказала с ненавистью:
— Давай, говори! Говори, какая у него ублюдочная внешность, что у него обкусаны ногти, что у него на роже написано — хронический алкаш! Не молчи!
Я молчал, уставившись в пол.
Лена закричала, отчего старичок Ульман еще сильнее заворочался на своей полке:
— Ты еще не знаешь, что он заикается! Да, заикается! И что от него несет как от контейнера с мусором, что он моется максимум раз в три месяца! Чего молчишь? Ты ведь не знаешь, какое у него сердце, ты не знаешь, что это был единственный человек, который понимал меня! С которым было приятно просто сидеть на скамеечке в парке и смотреть в ночное небо! Смотреть в небо и мечтать о том, что скоро проклятых вампиров истребят и можно будет глядеть на звезды не через этот идиотский купол!…
Она наклонилась ко мне, схватила двумя пальцами за подбородок, дернула вверх. В ее глазах плясали дьявольские огоньки, мышцы на руке напряглись так сильно, что казалось — еще чуть-чуть и они порвут кожу.
Я схватил Ленку за руку и отвел от подбородка. Прошептал:
— Я не хочу тебе ничего доказывать, Лена. Сам еду, чтоб встретиться с девушкой, о которой не знаю ничего. Ничего, кроме одной вещи: она единственная, кто доверил мне свои сокровенные мечты. Она единственная, кому я рассказал о себе все.
