Сойер Роберт - Золотое руно (сборник)
— С медицинской точки зрения всё совершенно понятно, — сказала Кирстен, подождав и убедившись, что больше никто не собирается говорить первым. — Она попала в таранное поле, которое, как известно, увлекает ионы водорода в наш двигатель. Ионы движутся почти со скоростью света. Она умерла — я думаю, мгновенно — от сильнейшего радиационного поражения.
Горлов кивнул.
— Я видел ваш отчёт. Что там насчёт слишком высокого уровня радиации?
Кирстен пожала плечами.
— Я не уверена. Похоже на то, что она подверглась воздействию радиации на два порядка большей, чем того можно бы было ожидать в наших обстоятельствах. Конечно, даже нормального уровня радиации хватило бы, чтобы её убить.
— И что означает это превышение?
Она снова пожала плечами.
— Я не знаю.
— Великолепно… — процедил Горлов. — Кто‑нибудь ещё?
Заговорил Чан.
— Мы над этим работаем. Полагаю, это аномалия — временная флуктуация в потоке топлива. ЯЗОН помогает моим людям её смоделировать.
— Она не опасна для корабля?
— Нет. В любом случае обитаемый тороид полностью экранирован, и диагностика, которую прогнал ЯЗОН, свидетельствует о том, что двигатель Бассарда работает в полном соответствии со спецификациями.
— Ладно, — сказал Горлов. — Что ещё? Здесь сказано, что у Чандлер шла из носа кровь.
— Да, — ответила Кирстен. — Немного.
— Она не принимала кокаин? Слэш? Какой‑нибудь другой вдыхаемый стимулятор?
— Нет. В её теле нет следов ничего подобного.
— Тогда откуда кровотечение?
— Не уверена, — сказала Кирстен. — На лице нет следов ссадин или ушибов, так что оно не было результатом удара. Оно могло быть вызвано стрессом.
— Или, — вмешался Чан, — падением давления. Поток ионизированного водорода нарушил работу всех внутренних систем «Орфея». Мог быть утрачен контроль давления в кабине, что привело к внезапному падению давления.
— Разве при этом сверху не выпала бы кислородная маска?
Чан вздохнул.
— Это не самолёт, господин мэр. Предполагается, что пассажиры и команда находятся на борту скафандрах и в подобных обстоятельствах просто наденут шлемы и перейдут на автономное жизнеобеспечение. При этом подаётся сигнал тревоги, но полётный журнал полностью стёрт — по‑видимому, перегрузка систем привела к форматированию оптического диска — так что мы не можем сказать, звучал ли этот сигнал на самом деле.
— Хорошо, — сказал Горлов, — значит, мы знаем, как она умерла. Я всё ещё жду, что кто‑нибудь расскажет, почему она умерла.
Пар Линделанд приложил все возможные усилия к тому, чтобы отрастить бородку, как у дедушки Фрейда, но его волосяным фолликулам эта задача была попросту не по силам. Вместо этого края его челюсти словно бы подёрнулась светлой дымкой. Тем не менее, он, прежде чем ответить, провёл по ней рукой жестом истинного психиатра.
— Очевидно, — сказал он, наконец, — что доктор Чандлер совершила самоубийство.
— Да, да, — сказал Горлов, явно раздражённый манерами шведа. — Но как этому позволили произойти? — Он посмотрел в объективы моей спаренной камеры, установленной на дальней стене. — ЯЗОН, ты должен был это предотвратить.
Я был, разумеется, готов к такому заявлению, но изобразил удивление.
— Прошу прощения, сэр?
— Это твоя работа — следить, чтобы мы всё время были в безопасности. Как ты допустил, чтобы это случилось?
— Меня обманули, — сказал я.
— Обманули? Как?
— Диана сказала мне, что хочет осмотреть один из челноков изнутри, чтобы, как она выразилась, ощутить габариты кабины. Я предложил ей ознакомиться с чертежами, но она сказала, что это не одно и то же. Она сказала, что обдумывает разработку какого‑то астрофизического оборудования для исследований, которые будет проводить, когда мы выйдем на орбиту вокруг Эты Цефея IV. Это оборудование должно быть смонтировано в кабине челнока.
— Но корабль оказался готов к полёту, — обличающе воскликнул Горлов.
— Разумеется. Мне же нужно было включить для неё внутреннее освещение.
— И что случилось потом?
— Я не уделял ей особого внимания — если помните, сэр, мы с вами вели один из наших полночных диспутов, и это требовало от меня большой сосредоточенности. Я не осознавал, что происходит, пока она не запустила маршевые двигатели.
Голос мэра сделался ещё громче, чем обычно.
— Но ангарные ворота находятся под твоим контролем. Я справлялся у Бев Хукс: она сказала, что даже система ручного управления завязана на тебя, так что ты мог аннулировать инструкции доктора Чандлер.
— Это правда, — сказал я. — Но у меня на принятие решения была какая‑то доля секунды. Если бы я не открыл ворота…
— Так это ты открыл ворота? Не она?
— Да, это был я. Пожалуйста, дайте мне договорить. Если бы я не открыл ворота, причём в ускоренном аварийном режиме, её челнок врезался бы прямо в них. Она могла бы и пробить в них дыру, если бы попала в шов между металлическими пластинами. Но в любом случае столкновение деформировало бы ворота до такой степени, что в будущем я уже не смог бы их открыть, что сделало бы невозможным запланированные планетарные исследования. — В помещении повисла тишина, нарушаемая лишь лёгким шорохом человеческого дыхания и системы вентиляции. Я позволил тишине длиться, пока не заметил по телеметрии Горлова, что он собирается заговорить. Прежде чем он успел открыть рот, я добавил: — Я думаю, что поступил правильно.
Рот Горлова открылся на мгновение, но он сразу же его закрыл и опустил взгляд к полу. Потом кивнул.
— Конечно. Конечно, ЯЗОН. — Его голос стал спокойнее, хотя и не утратил зычности. — Извини, если я что не так сказал.
— Извинения приняты.
Горлов отвернулся от моей камеры и оглядел остальных присутствующих.
— Пар, как это могло случиться? Она проходила какую‑нибудь психотерапию или что‑то в этом роде?
Линделанд снова погладил свою псевдобороду.
— Не у меня и ни у кого другого, по крайней мере, официально. Я поговорил со всеми на борту, кто имеет психологическую подготовку, и с Барри Дельмонико — вы знали, что он католический священник? — чтобы узнать, не обращалась ли она к кому‑нибудь за помощью. Все ответили отрицательно.
— Тогда почему она убила себя? — Мэр развернулся вместе с креслом. — Памела, вы с ней были подругами. Есть идеи?
Памела Торгуд вскинула голову; её лицо было напряжено. Белки и радужка обоих глаз у неё были окрашены в чёрный цвет, так что зрачок терялся в этом океане смоляной черноты. Невозможно было сказать, на кого она смотрела, когда заговорила.
