Сойер Роберт - Золотое руно (сборник)
Аарон был печален и хотел, чтобы я об этом знал. Его обычная непроницаемость исчезла; он намеренно проецировал своё состояние своей сгорбившейся позой, немногословностью, неровным дыханием. Если бы я мог каким‑нибудь жестом, каким‑то невербальным способом подбодрить его, как это делает Кирстен…
Аарон был, конечно, знаком с концепцией гравитации на борту корабля. «Арго» летел с ускорением 9.02 метра в секунду за секунду, эквивалентном 0,92 земной гравитации. Сила тяжести на Колхиде в 1,06 раз больше, чем на Земле. Если бы мы могли ускоряться с земным ускорением свободного падения, то всё было бы в порядке — люди быстро привыкли бы к чуть‑чуть большей гравитации по прибытии на Колхиду. Однако таранный двигатель обеспечивал лишь 0,92 g, и разница между кажущейся силой тяжести на борту и реальной гравитацией на поверхности Колхиды была достаточно велика, чтобы с этим нужно было что‑то делать. Для компенсации разницы мы пользовались встроенными в пол гравитационными/антигравитационными решётками. Каждый день их мощность чуть‑чуть увеличивалась с тем, чтобы через 8,1 лет путешествия команда полностью акклиматизировалась к силе тяжести на Колхиде. И, разумеется, до старта, пока корабль висел на геостационарной орбите над Африкой, система искусственной гравитации обеспечивала полное земное g.
Всё это означало, что хотя обитаемая зона и имела форму кольца, она не вращалась для создания центробежной псевдогравитации. Направление «вниз» было параллельно оси корабля, к его корме, а не к закруглённому краю обитаемого модуля. Вагончик Аарона стремительно летел по плавно искривляющемуся пути вдоль периметра обитаемого тороида; кривизна транспортной трубы была настолько мала, что, вероятно, не создавала никакой ощутимой центробежной силы. Хорошо: тем полнее будет иллюзия.
Я частенько погружал транспортные кабины в сферические голограммы, изображающие то, что можно бы было увидеть, стань мой лишённый окон корпус прозрачным.
Возможно, сегодня это зрелище будет особенно уместно. Если Аарон задумается над тем, как незначительна единственная человеческая жизнь в масштабах космоса…
Высоко вверху, в направлении движения Арго, я изобразил полное звёзд небо. В реальности свет этих звёзд сдвинут фиолетовым смещением в рентгеновский диапазон до полной невидимости, но я сделал на него поправку и вернул им их природное Герцшпрунго‑Расселово великолепие. Прямо над головой, в зените, сверкала Эта Цефея, наша цель, до которой всё ещё оставалось больше шести лет по корабельным часам. Я заставил её совершенно неестественно мерцать, чтобы её было легче заметить в окружении всё ещё знакомых созвездий. Но несмотря на это яркий Денеб, расположенный на небе неподалёку от Эты Цефея, хотя в реальности в более чем полутора тысячах световых лет позади неё, отвлекал внимание от цели нашего полёта.
Моя камера в кабине отметила, что глаза Аарона ненадолго задержались на Большой Медведице, потом проследили линию, образованную двумя крайними звёздами Ковша к имитации Полярной звезды. Аарон вырос в северном Онтарио вдали от огней больших городов и был одним из немногих людей на борту «Арго», кто ещё знал этот фокус.
На уровне глаз моё вмешательство в звёздный пейзаж было минимальным; здесь я показывал звёзды так, как они выглядели вокруг корабля на самом деле: звёздная радуга, фиолетовая вверху и переходящая в красную внизу. Под ногами у Аарона картина была похожа на ту, что наверху: звёзды, смещённые в диапазон радиочастот, я вернул в видимый спектр и показывал в их натуральном цвете. Я, однако, не стал никак выделять Солнце, находящееся в точности в надире. Ни к чему сейчас оглядываться назад.
Аарон закрыл глаза.
— Чёрт возьми, ЯЗОН, выключи это. Я и без того чувствую себя достаточно мелким.
Я рассеял голограмму; вагончик как раз подкатывал к станции — маленькой площадке, закрытой со всех сторон искусно высаженными деревьями.
— Прости, — сказал я. — Я хотел, чтобы ты, так сказать, увидел всё в перспективе.
— Оставь людскую психологию людям.
Ой!
Он выбрался из вагончика, и я сразу же увёл его к месту следующего задания: подобрать ботаника и его возлюбленную и отвести их в сосновый лес.
Аарон потянулся. Широкие полосы газонов разделяли этот «спальный» уровень на блоки квартирных модулей. На лужайке сейчас было 319 человек — кто‑то куда‑то шёл, кто‑то совершал утреннюю пробежку, четверо перебрасывались «летающей тарелкой», большинство остальных просто лежали, впитывая кожей свет дуговых ламп, установленных высоко под потолком.
Аарон неспешно зашагал по травянистой тропинке, шаркая ногами и засунув руки в карманы. Он ходил этим маршрутом столько раз за прошедшие два года, что знал каждый изгиб тропы, каждую выбоину в дёрне, даже не глядя под ноги. Запрограммирован, сказал бы я; вторая натура, сказал бы он.
Уже подходя к квартире Ди, он заметил одну из моих камер наблюдения, торчащую на суставчатой штанге из центра клумбы с яркими жёлтыми подсолнухами.
— ЯЗОН, — сказал он, — ты упоминал на дознании, что у Ди не было близких родственников на борту «Арго». Это правда?
Аарон никогда раньше не повергал мои слова сомнению, так что вопрос немного меня удивил.
— Да. Ну, в любом практическом смысле. Погоди секунду. Нашёл. Её ближайший родственник на борту — Тэрасита Идэко, мужчина, двадцати шести лет, на момент отлёта с Земли — подающий надежды студент факультета журналистики.
Аарон засмеялся.
— Родственник наверняка не особо близкий — с таким‑то именем.
Я быстро накопал восемь примеров пар людей на борту, состоящих в сравнительно близком родстве, но носящих имена, относящиеся к неродственным этносам. Однако к тому времени, как был сформулирован ответ, я сообразил, что Аарон просто пошутил. Жаль — список получился интересный.
— Нет, — ответил я; задержка, вызванная подготовкой нового ответа, казалась мне совершенно непростительной, однако Аарон её вообще не заметил. — Их генетический материал пересекается лишь в одной 512‑й части.
— Мне казалось, что среди десяти тысяч людей должен бы найтись кто‑то более близкий. — Я снова запустил поиск по базе данных персонала, в этот раз, чтобы подсчитать среднюю степень родства между любыми двумя людьми на борту, однако опять остановил себя прежде, чем начал отвечать. К этому я не хотел привлекать ничьего внимания. Так что я позволил Аарону считать, что я воспринял его комментарий как риторический и ответа не требующий.
Он снова зашагал вперёд, но застыл, как вкопанный, подойдя ко входу в квартиру Ди. Рядом с двустворчатой дверью была приклеена полоска пластиковой ленты с вытисненной на ней надписью: ДИАНА ЧАНДЛЕР. Под ней я заметил следы клея там, где раньше была вторая полоска. Сделав наезд на это место своей камерой среди подсолнухов, при восьмидесятипятикратном увеличении я смог даже прочитать имя, в которое складывались свободные от остатков клея участки: ААРОН Д. РОССМАН.
