Вадим Шефнер - Небесный подкидыш, или Исповедь трусоватого храбреца
После недолгих поисков мы обменялись на квартиру в Купчине. По уверениям ее жильцов, она была очень тихая: сверху — чердак, а под ними живет глухой зоотехник в отставке. Вскоре выяснилось, что мы, как говорится, сменяли быка на индюка. Зоотехник действительно был глухим — но не на все 100%; поэтому он, чтоб лучше слышать телевизор, включал его на полную громкость. Я понял, что для нас назревает новый обмен.
Короче говоря, за минувшие восемь лет мы сменили пять адресов. И каждый раз нарывались на соседство то с исполнителями, то с любителями громкой музыки. Но в прошлом году счастье вроде бы улыбнулось нам — это когда мы обменялись на Выборгский район. Правда, санузел — совмещенный, потолок — с протечками, но зато тихо. Я так и сказал Насте: лучше тихая хижина, чем шумный дворец. Но когда мы с помощью Юрика (он при каждом переезде нам помогал) стали расставлять мебель, Настя вдруг села на кушетку, усадила рядом с собой Татку — и заплакала. Сквозь слезы она заявила, что мы, мол, уперлись в жилищный тупик, что я и отсюда захочу меняться, но сюда уже никакой дурак не поедет.
Я, признаться, был ошеломлен этим слезным бунтом моей супруги, тем более, что и Татка к ее плачу примкнула. И тут слово взял мой друг — иномирянин.
— Настечка, затормозите свои рыданья! Не так уж здесь антиуютно! Радуйтесь тому, что есть! Один мудрец с моей планеты так выразился: «Если ты будешь рад некрасивому цветку, то он обрадуется твоему обрадованью — и станет красивым». Высказывания Юрика всегда вызывают у Насти улыбку. И на этот раз она порадовала его улыбкой No 18 («Дружеское взаимопонимание»), но затем снова заплакала.
И тут опять заговорил Юрик. Голос его дрожал от сочувствия. Он сказал, что мы переутомились и что нам надо на время сменить обстановку. В ближайшее время он снова собирается слетать на родную Куму, где его ждет невеста. Он зовет нас в гости. Бесплатным транспортом, питанием и жильем он нас обеспечит. Правда, водители звездолетов не имеют права брать на борт иномирян, но тут дело особое: ведь я — его спаситель. К тому же его папаня — диспетчер главного куманийского звездодрома. Юрик с ним договорится… Мы должны учесть и то, что путешествие на Куму нисколько не нарушит наших земных планов и дел: используя закон сгущенного времени, мы, покинув Землю на два или на три месяца, вернемся в день отбытия с нее.
— Мама, этого не может быть! — воскликнула Татка.
— Тата, дядя Юра никогда не лжет! — одернула ее Настя. — Ты сама поразмысли: если есть сгущенное молоко, то почему бы не быть и сгущенному времени?
— Да-да! — подтвердил Юрик. — Сгущенное время — реальная нормальность!
Сколько раз я летал на родную Куму, а на Земле не сотворил ни одного прогула. Я не прогульщик, не двурушник, не симулянт!
Однако Настя от экскурсии на Куму отказалась категорически. И не из страха перед неведомым — она не трусиха, нет! Свой отказ она мотивировала так: настанет день, когда на какую-нибудь дальнюю планету устремится межпланетный корабль, экипаж которого будет состоять из землян. Это они, побывав на неведомой планете, приумножат славу Земли. А ежели мы, не имеющие к космическим делам никакого отношения, первыми отправимся в дальний полет в качестве блатных пассажиров, то этим мы не только не прославим Землю, но — наоборот — унизим ее в глазах инопланетян. Мой друг не ожидал от покладистой Насти столь строгой отповеди. В особенности огорчило его упоминание о блате.
— Настечка, это не блат в стопроцентной оценке, — начал оправдываться Юрик. — Ведь Серафиму я жизнью обязан!.. Один мудрец с моей планеты так выразился: «Если кто тебя из смерти спас, то ты считай его вторичным отцом — и во всем ему помогай». Вот я и хочу помочь ему и вам. Это не блат, это дружелюбный, задушевный блатик…
— Нет, это не блатик! Это — блатище в космическом масштабе! — решительно подытожила Настя. Мне же на Куму лететь не хотелось по другой причине, уже известной читателям: там тоже водятся музыканты и любители музыки, так что покоя я там не обрету. Но я помнил, что есть планета Фемида, где в Храме Одиночества царят тишина и покой…
9. НЕРВНАЯ ВСТРЯСКА
Год с небольшим в квартирке на Выборгской прожили мы совсем неплохо. Татка к новой школе привыкла, стала пятерки приносить. А я прямо-таки жил да радовался; и в ИРОДе были мной очень довольны, творческая отдача моя резко повысилась. Но не дремал коварный Рок… В одно субботнее утро из-за стены, которая отделяла нашу квартиру от соседней, где обитали старушка, занимавшаяся вязаньем свитеров и кофт, и ее полностью глухонемой муж, послышался грубый шум передвигаемой мебели. Я кинулся на лестницу. Дверь в соседскую квартиру была распахнута настежь, лестничная площадка была загромождена вещами. Соседи переезжали…
— Не беспокойтесь, — ласково затараторила старушка-вязальщица. — У вас теперича заместо нас шибко культурные соседи будут, будет вам с кем беседовать. Он — пианист — роялист, а она на этой, как ее там, на балалайке такой большой работает. Она мне сказала: «Будем на новом месте готовиться к новым достижениям». Ихняя квартира лучше нашей, а они приплаты не требуют. Их соседи выжили, завидуют их художественным успехам. В воскресенье наши новые беззастенчивые застойные соседи приступили к музыкальным действиям. Настя и Татка отнеслись к этому спокойно, а мне стало очень даже не по себе. Я оделся, вышел из дома. Побродив по Выборгской стороне, я сел на трамвай и поехал на Васильевский остров. Там навестил родителей, но пробыл у них недолго; при всем их прекрасном отношении ко мне печали моей понять они не могли. Спустившись по лестнице в первый этаж, я нажал кнопку звонка у двери в квартиру Юрика и очень обрадовался тому, что он дома. Через микроприхожую, где висела его скромная одежда, мой друг провел меня в заваленную книгами комнатуху и первым делом попросил напомнить ему, какие строгие слова есть на букву «Р».
— Расстрига, распутник, раскольник, ракло, ретроград, растлитель, рвач, растратчик, разбойник, ругатель, растеряха… — начал я.
— Раззява, размазня, разгильдяй, разоритель, — присовокупил Юрик, а затем пожаловался, что освоение строгих слов идет куда медленнее, чем ему хочется, а ведь скоро ему надо лететь на Куму для очередного научного отчета. Он опять два месяца там проведет.
И тогда я сказал, что мне необходимо побывать на Фемиде, отдохнуть там от земного шума в мирном Храме Одиночества, и свинство будет, если Юрик мне не поможет в этом деле. Мне нужна целебная тишина, иначе я заболею и помру.
Ты будешь греться в сауне,
Начальство ублажать,
А я уж буду в саване
В могилочке лежать.
В ответ на мой Доводы Юрик стая убеждать меня в том, что на Фемиде мне будет очень неуютно, хуже, чем на Земле. Тогда, озлившись на своего инопланетного друга, я непечатно выругался — и кинулся вон из его квартиры, даже не попрощавшись.
