Клиффорд Саймак - Фото битвы при Марафоне
И вот я сидел, тупо уставившись в никуда, пытаясь собрать воедино фрагменты этой головоломки. Мне лень было пошевельнуться. Погрузившись в раздумья, я в пол-уха слушал шелест сосен на ветру, пронзительный стрекот вспугнутого бурундука, визгливые вопли сойки.
А потом до моего слуха донесся еще один звук — отдаленный рокот мотора, с каждой секундой становившийся громче и громче: полуденный рейс «Стремительной гусыни», направлявшейся на север после остановки в Сосновой Излучине. Я покинул кресло и спустился во двор, ожидая, когда самолет покажется над вершинами деревьев. Самолет наконец показался, но летел ниже обычного, и я подумал было, что он не в порядке, но помимо небольшой высоты полета все выглядело вполне нормально. Самолет просто летел по горизонтали, или понемногу набирал высоту, но только под таким углом, что это было незаметно. А затем, когда он уже был прямо надо мной, произошло что-то необычное — самолет вдруг вошел в крен, завалившись на одно крыло, при этом мне показалось, что он довольно явно содрогнулся. Накренившись, он завихлял из стороны в сторону и вроде бы начал терять высоту, но над самыми вершинами деревьев выправился и снова начал подъем.
Все произошло настолько быстро, что я ничего толком не разглядел, однако у меня сложилось впечатление, что он на что-то наткнулся — хотя на что можно наткнуться в полете? Я где-то читал, что порой авиакатастрофы случаются от столкновения с птичьими стаями, но там было написано, что это почти всегда происходит над взлетно-посадочными полосами. И хотя «Стремительная гусыня» летела ниже обычного, для птиц она все равно находилась слишком высоко.
Я поглядел вниз, а потом бросил взгляд вверх, уж и не помню, почему — наверно, просто так — и тут же увидел в небе над собой черную точку. Она увеличивалась прямо на глазах: должно быть, какой-то предмет кувырком падал мне на голову. Он выглядел точь-в-точь, как чемодан, и я даже подумал, что с самолета вывалился чей-то багаж. Но потом мне пришло в голову, что вышвырнуть чемодан в полете почти невозможно, а если бы открылся багажный люк, то падающих предметов было бы гораздо больше.
Теперь эти рассуждения кажутся нелепостью, но когда я смотрел на кувыркающуюся в воздухе штуковину, то ничего нелепого в них не находил.
В первый момент мне показалось, что оно свалится прямо мне на голову, и я даже отступил на пару шагов, но потом разобрал, что точка падения будет находиться ниже по склону.
Эта штуковина рухнула, по пути обломав ветки клена, и бухнулась на землю с глухим звуком. За несколько секунд до падения я все-таки разглядел, что это не багаж. Сразу не разберешь, что именно, но по виду она напоминала седло. Я просто не поверил своим глазам: если уж зашла речь о падающих с неба предметах, то седло будет стоять в списке последним.
Услышав звук падения, я ринулся вниз по склону, и там, в сухом овражке у дороги, нашел его. Это действительно оказалось седло, хотя и непохожее ни на одно из виденных мной прежде. Зато стремена и сиденье были на своем месте, а спереди возвышалось что-то вроде луки. Седло чуточку поцарапалось, но почти не пострадало при падении на толстый слой опавшей листвы, смягчившей удар. В луке — или как ее там — красовалась глубокая вмятина.
Седло оказалось довольно тяжелым, но я кое-как закинул его на плечо и с пыхтением начал карабкаться обратно к хижине. Там я сбросил его на крыльцо и сам повалился сверху, чтобы отдышаться. Придя немного в себя, я осмотрел находку — никакого сомнения, это именно седло. Сиденье просторное и удобное, длина стремян вполне соответствует росту нормального человека. Лука несколько превосходила размер луки обычного седла, особенно в ширину, а на ее плоской макушке виднелось что-то наподобие кнопок управления. По форме же лука напоминала продолговатую коробку. Сиденье покрывала высококачественная плотная кожа, а под ней прощупывалось что-то твердое — наверно, металл; но в обивке не было ни единой прорехи, так что проверить это предположение было невозможно. Спереди к луке были приторочены две закрытые седельные сумки.
Я присел на корточки рядом с седлом; руки у меня так и чесались открыть сумки, но я отложил это на потом, стараясь отогнать внезапную мысль — не то, чтобы я вовсе хотел от нее избавиться или проигнорировать, но надо было дать ей немного оформиться.
«Давай рассуждать логично, — твердил я себе. — Для начала изложим имеющиеся факты. Во-первых, имеется седло, это факт — его можно осмотреть и пощупать. Далее, оно свалилось прямо с неба, и это тоже факт — я сам видел, как оно падает. Свалилось оно после довольно своеобразного маневра „Стремительной гусыни“ — лучше назовем это наблюдением, нежели фактом».
Все казалось совершенно очевидным: седло болталось в небе, и на него напоролась пролетавшая мимо «Стремительная гусыня». В результате столкновения седло свалилось с небес на землю. Но тут я себе напомнил, что последнее утверждение может оказаться довольно спорным. Седло наверняка свалилось с небес, но вовсе не обязательно, что причиной падения был самолет. Разумеется, вероятность велика, но и только.
Вопросы в моем сознании так и роились, а вслед за ними напрашивались ответы, но я отодвинул и те, и другие на задний план и занялся осмотром седельных сумок. С виду они были совершенно пусты, но это еще ничего не означало. Было бы хоть что-то — мне многого и не требуется, хоть какую-нибудь зацепку. Зацепку, которая бы чем-то подтвердила пульсирующий в моем мозгу один грандиозный ответ.
Я глубоко вздохнул и открыл первую сумку — ничего. Во второй тоже. Пусто, как раньше в карманах у Стефана и в комнатах Вигвама.
Я встал, на подгибающихся ногах дотащился до кресла и рухнул в него, стараясь не глядеть в сторону лежавшего на полу седла.
Неужели это машина времени, портативная машина времени? — рокотало в моем мозгу. Садишься в седло, возносишься в воздух, а там включаешь его и оказываешься в любом времени, где только пожелаешь. Но, черт его дери, такое невозможно! Даже если закрыть глаза на неосуществимость путешествий во времени, имеется еще дюжина очевидных возражений. Даже просто думать об этом — и то безумие. «Но скажи-ка, — с издевкой не унималась какая-то иррациональная часть моего сознания, о которой я даже не подозревал, — скажи-ка тогда, откуда в небе взялось седло?»
Я опустился на четвереньки и занялся тщательным, дюйм за дюймом, осмотром седла — вероятно, в надежде наткнуться на табличку вроде «Техасская кожевенно-седельная корпорация, Хьюстон» или какую-нибудь иную зацепку — но не нашел ничего. Не было ни тиснения, ни ярлыка, указывающего на происхождение седла. Чувствуя, как мурашки бегают по коже, я подхватил седло, затащил его в хижину, швырнул в своей спальне на пол одежного шкафа и поскорее захлопнул дверь. Затем, уже на полдороге к крыльцу, вернулся к шкафу и набросил на седло ради маскировки пару старых брюк и свитер. Потом вернулся на крыльцо и сел в кресло, прекрасно понимая, что должен браться за книгу, но не находя в себе сил на это. Попытался понаблюдать за птицами, бурундуками и прочей лесной мелочью, но не проникся к ним особым интересом. Рыбалка меня тоже не привлекала. Какое-то время спустя я приготовил яичницу с беконом, поел и снова вернулся на крыльцо.
