Борис Романовский - Преступление в Медовом раю
Это было неожиданное открытие!
Интересно, что я почти с самого начала заметил, как мы велики для гидр. То есть масштаб был тот же, но мы были крупными экземплярами. Все понимали, что это хорошо. И мы очень нравились друг другу. Никакого чувства отвращения, как перед стартом, например».
— Я даже влюблена была в синего лебедя по имени Эррера! — вмешалась в рассказ Ютта, ехидно улыбаясь.
«Да. Мы поняли, что человеческий разум лучше всего проявляется тогда, когда мы сыты, — продолжал Эррера, покосившись в сторону Ютты. — Во время голода инстинкты почти заглушали человеческие мысли. Впрочем, инстинкты не покидали нас окончательно в любое время. Например, мы «знали», что нам нужно лететь к горам, искать укрытие на ночь: ночной холод и возможный дождь были неприятны. Человеческие ли побуждения двигали нами или инстинкты, не берусь утверждать с точностью.
Я скомандовал лететь, и стая поднялась в воздух. Видеть мы могли широко — что делается по бокам, что впереди. Было очень красиво вокруг, невольно у меня создалось впечатление, что все это кем-то распланировано, больно уж пейзаж был живописен. Я помню свой восторг и удивление товарищей и еще тогда подумал, что гидры отличаются от животных восприятием эстетических категорий. Еще одно подтверждение их мыслительной способности. Это меня поразило вторично, но совсем мы ошалели от удивления, когда долетели до гор.
Горы были изъедены водой и ветром и истыканы пещерами. На каменных карнизах около пещер копошились синие лебеди. Их было не меньше полутора сотен, большие и маленькие, они медленно переползали из пещер на карнизы и обратно, занятые какими-то делами. Это напоминало бы птичий базар на северных островах или лежбище тюленей, если бы… если бы в пещерах не горели костры. Они знали огонь, мы знали огонь. Мы его не боялись и чувствовали уют костра, и завидовали теплу, которое огонь дарит кому-то.
Мы нашли себе две пещеры и позаимствовали у семейства гидр огонь. За огонь пришлось драться, чувство коллективизма у них развито слабо. В лапах перенесли к себе горящие сучья и добыли еще дров. Пещеры довольно быстро прогрелись, и мы уснули. Так окончился наш первый день.
Наутро мы проснулись от пения местных кузнечиков, знаете, которые не стрекочут, а тоненько, мелодично зудят? И это тоже было приятно, несмотря на голод. Утром произошло забавное приключение. Одна из гидр, самка, клюнула Мзию, самую маленькую из нас. Две женщины не поладили друг с другом, и у одной не выдержали нервы. Когда мы выскочили из пещеры, Крошка, всегда такой сдержанный и ленивый, шипом ноги распорол обидчице кожу от шеи до середины брюха».
— Ага, — сказал в этом месте Сударушкин. — Теперь понятно. А то на экране телевизора что-то моталось и крутилось, и мы никак не могли понять, что именно! А на остальных экранах — только пещера!
«Рэд озверел, если так можно сказать. Мзие было больно, но живы остались обе. Заживает на них моментально. Остальное стадо все видело и сделало необходимые выводы. Больше нас не трогали.
Дальше все пошло, как по маслу. Мы позавтракали листьями и плодами, потом слушали кузнечиков и валялись в траве на солнце. Летали в разведку по окрестностям, нашли группу озер—»
— Это было великолепно! Мы записали все, что вы видели…
«Следов цивилизации мы не нашли! — Эррера выразительно посмотрел на Сударушкина. — Так прошел наш второй день. Нам было хорошо там. Как в отпуске, где-нибудь в комфортабельно оборудованных джунглях, когда существует опасность нападения, но ты хорошо вооружен.
Больше всего это нравилось Антуану.
«Страна, текущая молоком и медом! — разглагольствовал он. — Страна обетованная. Ты правильно назвал ее, Эррера, это Медовый рай».
«Этой стране, — заявил он в другой раз, — не хватает только Его Величества — человеческого разума. Она должна быть одухотворена богочеловеческой мыслью».
«Не хочешь ли ты сам одухотворить этот рай своей боговой мыслью?» — заметил шутливо Крошка.
«Не «боговой», а божественной. И эти убогие сейчас существа, — Антуан мотнул головой на синих лебедей, — способны развивать свои мыслительные способности!»
«Так ты все-таки метишь в отцы цивилизации?» — так же полусерьезно спросил Рэд.
Мы перестали прислушиваться: нам надоела перепалка, тем более, все были уверены, что это шутка, что Антуан просто дразнит Крошку.
Следующий день прошел так же. Мы купались в теплом озере, питались зеленью и плодами, спали на солнце и вдыхали яркие ароматы деревьев и трав. Удивительная это была жизнь — сытая, с небольшим расходом сил. Сколько мы ни наблюдали, аборигены вели себя так же. Забот у них не было, разве что изредка драки. А мы… Мы были сильны, сильнее всех на этой планете. Даже гидры нас боялись. Верьте или не верьте, а мы даже начали нравиться некоторым из синих лебедей. Честное слово! Самка же, которой Рэд распорол кожу, не отходила от него ни на шаг.
Утром четвертого дня, после плотного завтрака, я скомандовал отлет. И тут Антуан Пуйярд сказал, что он остается.
Это было неожиданно.
«Почему?» — спросил я.
«Мне нравится эта жизнь! — сказал он мне. — Это тот самый рай, о котором мечтало человечество тысячи лет. Что я потерял на вашей грязной Земле, этой пустыне, засиженной людьми? А здесь рай, ты сам назвал его «Медовым раем» — так оно и есть».
«Там твоя родина!» — узнал я голос Жаннет.
«Родина человека, — он поправился, — родина мыслящего существа там, где ему хорошо! Мне хорошо здесь!»
Он уже не считал себя человеком.
Мы уговаривали его все вместе. Мы убеждали, хотя и были растеряны. Особенно хорошо сказала Ютта.
«Теперь, — сказала она, — когда мы знаем, как выглядит рай, мы должны рассказать людям, какой может стать обетованная планета. Только наша будет лучше. Лучше хотя бы потому, что на Земле никому не придет в голову лишь жрать и валяться на солнце!»
«Эту планету будет одухотворять моя мысль! — заявил Антуан безапелляционно. — Я буду властвовать над этим миром. Будущие граждане, способные мыслить и чувствовать, сделают гигантские шаги в развитии культуры и искусства. Я верю, что еще при моей жизни их цивилизация обгонит земную».
«А ты после смерти станешь их богом! Позаботишься создать свой культ еще при жизни?!» — впервые Жаннет восстала против своего мужа.
«Да, стану богом».
«А как же Земля, Антуан? Как же Земля, наша прекрасная возрождающаяся планета? Кто будет лечить ее раны и сажать медовые сады на ней?» — это был голос Мзии.
«Вас восемь миллиардов. А я не желаю лечить раны, которые не наносил!»
