Александр Борянский - Время покупать черные перстни
— Нет, — сказал Афонькин, вспомнив, где находится.
Тогда незнакомец вышел из-за спины Афонькина, впервые показавшись ему на глаза.
— Афонькин, брат, — сказал незнакомец, положив прапорщику руку на плечо, — ну продай ты душу, ну на фига она тебе нужна?
— Не продам, — очень тихо, но упрямо прошептал прапорщик.
— Ну и ну, — сказал чужак хриплым голосом. — Откуда у тебя столько смелости, упертый, берется?
— Не могу знать, — ответил Филя и нервно заерзал на стуле.
Вдруг из темноты выскочил ужасного вида монстр с огромными сверкающими клыками, то и дело поглядывая на часы, стал плеваться и кричать прямо в лицо Афонькину:
— Зачем банку забрал, гнида?! Отдай банку, банку с краской отдай, скотина! Ненавижу! Отдай банку! — по голосу Афонькин узнал первого мучителя.
«Ворюга, — решил прапорщик. — Куда ни глянь — везде воры. А красочка-то моя!»
Незваные гости заметно торопились. Монстр еще немного покричал, глядя на часы, потом втянул клыки, с ненавистью взглянул на прапорщика и исчез.
— Ну что ж, — сказал чужак с хриплым голосом, — повезло тебе, прапорщик. А нам теперь шею намылят. Ну, прощай! — и рука в кожаной перчатке по-отцовски двинула Филю в челюсть.
Только оказавшись на полу, Афонькин начал сознавать, что все кончилось, но страх еще не покинул его. Преодолевая этот страх, он встал и негромко произнес:
— Разрешите обратиться.
— Ну?
— Тут вот какое дело… — раздался крик первых петухов, и Афонькину пришлось подождать, пока они смолкнут. — Мне бы это…
— Ку-ка-ре-ку! — продолжили петухи во второй раз.
— Ну? — жестко переспросил незваный гость.
— Мне бы щипчики, что там, в пещере, были. Очень они мне пригодились бы, — извиняющимся голосом промямлил Филя. — За страданий…
Прокукарекали третьи петухи, и незнакомец исчез, вернее, испарился.
— Щипчики-то… — прощально произнес прапорщик и схватился рукой за сердце.
Чужак и давешний монстр на мгновенье появились вновь, набрали в легкие побольше воздуха и изо всех сил рявкнули:
— Да пошел ты!.. — и сказали куда.
«Наши люди, — окончательно решил прапорщик. — Точно, проверяли органы».
Чужак с монстром исчезли совсем и больше не появлялись. Афонькин судорожно сглотнул слюну, встал и включил свет на кухне. Никого не было. Только старый не покрашенный табурет и сам прапорщик знали о том, что здесь недавно происходило. Филя погасил свет и прошел в спальню.
— Где был? — сонно спросила Мариша.
— В туалете, — соврал Афонькин и повернулся к стене. Виря и Телевизор стояли в огненном круге.
— Ну что, внушатель, — проговорил Виря, — и крови напились, и душу купили?
— Я сделал все что мог, — оправдывался Телевизор. — Я ж не виноват… Кто знал, что он таким окажется. Все внушаемые ассоциации на свой лад перекручивал. Да и времени не хватило, а то я бы разобрался и в его психологии.
А так — слишком уж примитивно он все понимает.
— Да уж, конечно, ты здесь ни при чем, — согласился Виря. — И чего я такой невезучий?! Да я б этого… Афонькина… разорвал бы клыками. Всю кровь бы высосал!
— Нельзя, сам знаешь.
— Угу. «Пока клиент не напуган до необходимой отметки…» А у него, гада, ни разу не было больше 13 баллов. Я уж пялился, пялился на эту штуку… — Виря взглянул на испужометр, который на манер часов был надет на левую руку.
— Вообще не везет сегодня. И с этим типом тоже…
(Надо сказать, что перед тем, как заняться прапорщиком в его квартире, Виря и Телевизор решили побродить по городу и хоть немного, в шутку, попугать прохожих. Однако первый же объект, которого они попытались застращать, с трудом отвалился от стены, дыхнул на них перегаром и заплетающимся языком принялся просить «пару копеек, ну сколько не жалко». Посланцы потустороннего мира поспешили оставить его в покое).
— Тебе еще ничего… — грустно сказал Виря. — Ну, поругают. А мне все — хана, экзамен завалил.
Очутившись на том свете, они вошли во Врата, затем прощально кивнули друг другу и молча разошлись каждый в свою сторону.
Виря взглянул на будку дежурного черта и пробормотал себе под нос:
— В сторожа пойду, вот!..
Проходя через котельную, он вдруг увидел в одном из котлов знакомую физиономию. Присмотревшись внимательней, Виря узнал своего бывшего соседа, при жизни читавшего лекции по научному атеизму в каком-то вузе. Сосед выл и верещал, как и все прочие грешники. Было видно, что попал он сюда совсем-совсем недавно.
Виря подошел к котлу и спросил:
— Ну, как дела?
Бывший сосед выпучил глаза и заверещал еще сильнее.
— Больно? — осведомился Виря.
— У-у-у!!! Как больно! — завыл сосед.
— Не ври! — сурово оборвал его Виря. — Она ж холодная.
И опустил руку в котел.
Но к ним уже спешил один из чертей, обслуживающих котельную.
— Ты что ж это народ баламутишь?! — заорал черт. — Какая ж она холодная! Где это она холодная? Пойди инструкцию почитай, огненными буквами написано: «ГОРЯЧАЯ ВОДА». Иди, иди отсюда, умник!
«Скучно в Аду, — подумал Виря, подходя к Школе Вампиров. — Скучно — это еще хуже, чем страшно. Лучше уж было бы страшно. Все-таки страшно — это всегда интересно.
Заходить в Школу сейчас очень не хотелось, но надо было сдать реквизит.
Перед самым кабинетом, в котором сидело привидение Симеона Топорика, он вспомнил, что забыл на том свете злополучную баночку с краской. Пробормотав магические слова, он притянул баночку к себе, и она оказалась у Вири в руках. Перед тем, как войти, он поставил баночку на пол и снял с руки испужометр, все еще настроенный на прапорщика Афонькина. В последний раз взглянул на него… и чуть не выронил из рук. Испужометр показывал 20 баллов, именно те недосягаемые 20 баллов, которых никак не могли добиться ни Виря, ни Телевизор.
— Ну что же так вывело из себя этого прапорщика?! — завопил Виря, чуть не плача. Но этого он узнать уже не мог.
И все-таки: что же еще случилось с Филей Афонькиным после того, как Виря с Телевизором были вынуждены оставить его и отправиться к себе в Ад?
Прапорщик проснулся и осознал, что страшная, как сокращение Вооруженных Сил, ночь уже прошла.
Он сладко потянулся. Мариша, как всегда, что-то делала на кухне. Стоя перед зеркалом, он брился и весело напевал себе под нос:
— Сейчас, сейчас!
Потом прошел на кухню и, взяв в руки тот самый табурет, на котором сидел вчера, небрежно спросил жену:
— Жрать-то когда?
— Успеешь, прорва, — ласково ответила Мариша.
