Андрей Саломатов - Время божьего гнева
- А как они балуют? - морщась от предвкушения вонючей самогонки, спросил Алексей. Он попытался представить, что такого может делать молодежь под землей, чтобы вызвать недовольство у старших, но мужик ответил:
- Так и балуют: не ползают, а ходят на карачках, прямо как скот срамота какая. Крамолу говорят, запретные книжки читают.
- А мне сказали, что у вас нет грамотных, - удивился Зайцев.
- Ну, не читают, так держат, - неохотно ответил хозяин норы. - Ты пей. Чего морду-то воротишь? Чай не отравлено. Сами делаем, сами кушаем.
"Они видят в темноте! - поразился Алексей, но тут же нашел этому объяснение: - А впрочем, поживи так..."
- А что это за запретные книжки? - справившись с лицом, поинтересовался Зайцев.
- Не освещенные ликом, - ответил мужик, и Алексей сразу вспомнил почти стертый тисненый профиль на переплете. - Ну, будем, - выдохнул хозяин норы. Зайцев услышал, как он громко проглотил самогон, а затем ещё громче чем-то занюхал и почти сразу же смачно зачавкал.
- А мне? - неожиданно послышался обиженный детский голос, но судя по звуку ребенку ответили затрещиной.
- Будем, - мрачно повторил за хозяином Алексей. Пить лежа на животе было неудобно, поэтому он перевалился на бок и чтобы не смалодушничать, быстро сделал два больших глотка.
Зайцев долго кашлял и плевался, пока чья-то рука не заткнула ему рот картофелиной.
- Пожуй-пожуй, - услышал он участливый голос Клавки. - Вино-то тяжелое, без привычки и обратно может выйти.
- Пожалуйста, скажите, как выбраться на поверхность? - прожевав половинку картофелины, ещё раз попросил Алексей. - Я вам заплачу. - Он прикинул, что может предложить своим невидимым собеседникам, ощупал карманы брюк и куртки и обнаружил лишь перочинный нож. Достав его, Зайцев покрутил ножичек в руке и даже причмокнул, изображая удовольствие: - У меня есть отличная вещь, такая складная штучка, ею можно все что угодно порезать...
- Ножик что ли? Да это не ножик, а баловство, - откликнулся мужик и звякнул чем-то тяжелым, вроде тесака или топора. - Не надо нам твоего, так расскажу. Что ж мы, не люди что ли? Значит, пройдешь три ряда, повернешь, потом ещё два ряда...
- Что такое ряд? - перебил его Зайцев.
- Ряд, это ряд. Потом в верхний лаз.
- Стоп-стоп-стоп, - заволновался Алексей. - Какой лаз?
- Обныкновенный, - ответил хозяин пещеры. - Дырка наверх, и ещё четыре ряда прямо. Потом в лаз, потом опять в лаз...А там рукой подать.
"Обныкновенный", - мысленно передразнил его Зайцев. Он понял, что без помощи местных выхода не найдет и заискивающе произнес:
- Может проводите?
- Давай дерябнем ещё по одной, - предложил мужик. - Потом, может, и провожу... а может, и нет.
Зайцев даже содрогнулся при мысли, что ему ещё раз придется проглотить эту гадость, но возражать не стал.
- А что это ты от Танькиной любови отказался? - вдруг серьезно поинтересовался хозяин норы. - Она баба хоть и подлая, но горячая.
- У вас здесь что, телефон? - спросил Алексей.
- Чего-чего? - не понял мужик.
- Понятно, там-там, - пробормотал Зайцев и тяжело вздохнул.
Они допили самогон, и во-второй раз эта процедура оказалась не такой мучительной, прямо по поговорке: "Первая - колом, вторая - соколом". Алексей доел картофелину, положил под голову кулак и закрыл глаза, но сделал это лишь по привычке - темнее от этого не стало, зато появилось уютное ощущение замкнутости пространства.
- Как же вы так живете? - обращаясь скорее к себе, тихо спросил Зайцев, но ему никто не ответил. Пока он закусывал, хозяева то ли уснули, а может не поняли вопроса или не пожелали отвечать на эту в общем-то бессмысленную реплику. "А в сущности, что такое дом... или родина? погружаясь в себя, равнодушно подумал Алексей. - Место, где ты родился. Дворец это или грязная нора, не имеет значения. Да и традиции - всего лишь правила, которые в тебя вбили ещё в детстве. Даже если они людоедские, все равно будешь жить по ним и цепляться за них, потому что они с рождения отпечатаны у тебя на подкорке. Наверное, условия жизни вообще не играют никакой роли, когда не с чем сравнивать. И помойка ничем не отличается от комфортабельной квартиры, если не знать о существовании этой квартиры. Известно ведь, птицы, рожденные в клетке, не покидают её, а виварные крысы, выпусти их на волю, сдохнут от стресса. Что ты им хочешь сказать? Что они неправильно живут? Они не поймут или легко докажут тебе обратное. Дети подземелья, ети их мать. Мир - это описание мира и не больше. Может быть даже когда-нибудь из них выведется этот самый Homo... как же это на латыни? Боже мой, какие же они все-таки вонючие!"
Глава 3
Проснулся Зайцев от храпа, причем храпели попеременно сразу двое, да так громко и протяжно, что у него засосало под ложечкой, как у больного печенью от жирного. Алексей не стал будить гостеприимных хозяев. Он ногой нащупал выход и, развернувшись, выполз в тоннель. Тошнота не отпустила его даже когда он удалился от берлоги метров на сто, и Зайцев сообразил, что это от самогона.
Тоннель плавно пошел направо. Алексей миновал поворот и почти рядом, впереди увидел на стене оранжевый отсвет, а затем и услышал странные звуки - что-то похожее на рычание или предсмертный хрип. "Корову что ли забивают?" - подумал он.
Зайцев пополз быстрее и вскоре очутился у входа в освещенную нору, точную копию той, где он очнулся утром. При его появлении язычок пламени затрепетал, заметался и едва не погас. Алексей хотел было поздороваться с хозяевами и спросить, в какой стороне выход из подземелья, но лишь раскрыл рот и тут же закрыл его. В глубине пещеры на травяной подстилке он обнаружил два голых человеческих обрубка, которые сплелись в жирный, словно бы агонизирующий клубок. У верхнего из четырех конечностей была всего лишь одна рука, у нижнего - одна нога. Кожа у обоих была почти прозрачной, как у личинок майского жука, и Зайцеву показалось, что он видит внутри этих бледных студенистых тел какие-то темные пульсирующие сгустки - внутренние органы.
Зайцева заметили, но оба обитателя норы, при виде случайного гостя ничуть не смутились. Их иссеченные лица ощерились в улыбках, и мужик изумленно произнес:
- Стояк!
- Мне надо на улицу, - наконец выговорил Алексей и отвернулся, но не из стыдливости, а скорее из эстетических соображений. - Я не знаю, как выбраться из вашего лабиринта, то есть, города или деревни.
- Исть хочешь? - отвалившись к стене, как-то невпопад, рассеянно спросила женщина, и Зайцев даже застонал от отчаяния и бессильной злобы.
- На поверхность как выйти? - на этот раз громко и довольно грубо повторил он. - Я знаю, что время божьего гнева, но мне очень надо. Я стояк, не умею ползать, отбил себе все руки.
- Неа, - ответила женщина. - Время Божьего гнева кончилось. Чичас Время сбора ранетых.
