Мария Галина - Андроиды Круглого Стола
— Но… — он поднял руки, по-прежнему сжимающие рукоять меча, и прижал их к груди. — Я ничего… я даже не… спускался сюда.
Он говорил с запинкой. Сшибка мотиваций.
— Мой государь, — тихо произнес у меня за спиной Мерлин.
— Ланселот, тебе правда лучше уйти. Ведь если вернутся рыцари, они не простят тебе измены.
— Рыцари не вернутся, мой государь, — тихо сказал Ланселот.
Ах да, я же сам… Они не смогут проникнуть внутрь, пока я не открою крепость. Так и будут топтаться у закрытых ворот.
— Они нашли Грааль.
— Что?
— Мне был голос… Персиваля… пока вы с Мерлином пребывали в подземелье…
Ну да, подумал я, аппаратная же экранирована, он, наверное, пытался пробиться ко мне, но не смог, разве что… разве что Ланселот все выдумал, но нет, глупости, Мерлин прав, они не умеют врать, разве что он все-таки неисправен, но Мерлин говорил, он в порядке, помоги мне святой Георгий, у меня все путается в голове.
— И Персиваль сказал, что он постиг его и это прекрасно. И он взял всех остальных и ввел их… поднял их… и они теперь там, все они. Я так и думал, государь, если кто и сможет задать правильный вопрос, то это Персиваль. Потому я и… не воспрепятствовал, когда вот этот жалкий шут, — рука в стальной перчатке указала на Мордреда, — показал нам это бледное подобие.
— Ланселот, — сказал я, — Грааль — выдумка. А то, что ты видел, скорее всего, твое персональное умопомешательство.
— Рыцари, — тихо напомнил Мерлин.
— Ладно, ваше общее умопомешательство. Ланселот, опомнись! Хоть ты пойми… вы же…
— Я знаю, кто я, государь мой, — мягко произнес Ланселот, — с тех пор, как постиг Грааль. Думаю, знал и до того. Не в этом дело. Главное, кем ты хочешь, чтобы я был? Машиной со сложными реакциями? Или рыцарем, любящим тебя всей душой? И кем ты хочешь быть для меня?
— Ланселот…
— Кем бы я ни был, я не злоумышлял против тебя! Клянусь королевой. Клянусь Граалем. Ибо я отказался от Грааля ради тебя, государь!
— Государь мой, король Артур, — сказал Мерлин.
— Да… — я набрал воздуху в грудь и выпрямился, сколь мог: — Я, король Артур.
Мордред молчал.
— Учитывая сказанное, Ланселот не виновен в ущербе.
— Да, государь мой, — подтвердил Ланселот, — поскольку по своей природе ты отличаешься от меня, то изъятие сего предмета причинило бы тебе вред, а я верен клятве. Я никогда не нанесу ущерба своему королю.
— Но ты любишь Гвиневеру! (Мордред. Он пошевелился — темное, на темном, тень на тени, бледное пятно лица.)
— Да, — согласился Ланселот, — я люблю Гвиневеру. Когда я смотрю на нее, государь мой, мне делается горячо вот здесь (он еще сильнее прижал крестообразную рукоять меча к несуществующему сердцу), а она отводит глаза, но я знаю, она думает обо мне…
— Да, — сказал я, — это правда.
— Но ни я, ни она ни разу не коснулись друг друга! Заверяю тебя, государь мой!
— Я верю тебе, — сказал я.
* * *Я поднялся из подвала, и сердце колотилось в горле, а под ребром кололо, точно туда воткнули кинжал. Я рухнул в кресло, пытаясь отдышаться.
— Мерлин, — сказал я, — мир сошел с ума.
— Мир таков, каким он был всегда, — возразил Мерлин, — это ты безумен!
— Грааль! Кто бы мог подумать, что они отыщут какой-то Грааль! На вонючей планете, пукающей болотными газами!
— Скажи, Големба, а не может быть так, что ты сам запрограммировал их на поиски Грааля? Ну, не отдавая себе отчета?
— С чего бы? Уж не настолько я сумасшедший.
— Разве? Ты же старался, чтобы все было по канону. Ты пытался свести Гвиневеру с Ланселотом. Разве нет? Не намекал ей? Ему? Почему ты не устранил Мордреда? Пока он еще не представлял явной опасности?
— Я не…
— Потому что король Артур, Големба, тоже не устранил Мордреда. Невзирая на пророчество.
— Король Артур — я.
— Ты — сисадмин Големба. Сумасшедший сисадмин Големба. Ты умудрился вывести из строя всех поисковых роботов только потому, что в легенде о Лограх говорится, что рыцари ушли на поиски Грааля и не вернулись. Толчком к полному безумию послужило появление Мордреда, я полагаю.
— Мерлин…
— Что ты намерен делать дальше?
— Не знаю. Если Мордред и впрямь вывел из строя регенератор…
— Мордред? Не ты?
— Я? Мерлин, зачем?
— Чтобы королевство Логров постигла гибель, согласно преданию. Чтобы вы с Мордредом погибли, как и было сказано.
— Нет!
— Ты ненавидишь Мордреда, потому что ненавидишь всех природных людей. Потому что он испортил твою игру тем, что решил в нее включиться. Сыграть по твоим правилам. Вот ты и придумал, как разделаться с ним.
— Нет!!!
— Ты ведь и рыцарей своих ненавидишь, Големба. За то, что они сильнее тебя. Совершеннее. Их не мучают боли в желудке, отрыжка, пустые страхи, вросший ноготь. Они не заперты в душном замке. Они странствуют и видят чудеса. А тебе достаются лишь мертвые трофеи и чужие рассказы. Вот ты и решил их уничтожить. Чтобы все было по правилам.
— Я не… нет…
— Мне очень жаль, Големба, — сказал Мерлин, медленно поднимаясь с кресла, — но твое безумие стало опасным для дела. На этот счет у меня есть свои инструкции.
— Мерлин, — вытолкнул я пересохшим ртом, — ты ошибаешься. Я ни за что бы… я…
— Не Мордред запрограммировал Ланселота увидеть Грааль. Он на такое не способен. А значит…
То, что было у него в руке…
— Мордред заменит тебя. До прибытия комиссии.
— Мерлин, — сказал я, — я не пойму,
Зачем, а также почему
На свете есть капуста,
И каковы причины те,
Из-за которых в решете
Подчас бывает пусто…[1]
Я же все-таки сисадмин.
Он стоял неподвижно, потом начал крениться набок, опрокинув конторку. Инъектор выпал из его руки и покатился по полу.
Я был бы действительно сумасшедшим, если бы не предусмотрел чего-нибудь в этом роде. Его ведь поставили наблюдать за мной, а значит, наделили некоторыми полномочиями. Потому что, и впрямь, сисадмины могут совсем свихнуться. И Мерлин, если сочтет необходимым, мог бы устранить меня. Не убить, нет, на это у них кишка тонка. Погрузить в кому. До прибытия комиссии.
Но я, правда, очень хорошо разбираюсь в софте.
— Мерлин, Мерлин! — прошептал я.
Дрожь сотрясала меня от макушки до царственных ступней. Сеть лучей дрожала и расплывалась вокруг хрустального шара. Щеки мои были мокры от слез.
Никогда не думал, что мне придется сделать это. Он был здесь самым близким мне человеком, Мерлин. Ну, не человеком. Он ведь был мне как отец. А я ненавидел своего отца.
