Сергей Казменко - Нашествие
- Ну, сравнила, - мы познакомились с ней как раз во время этой практики, что у них была после третьего, кажется, курса. Я был в отпуске на Сигре-4, немного расшибся во время перехода через перевал Свена и попал в клинику как раз тогда, когда там работали практиканты. Потом мы довольно часто встречались и на Земле - но только до Джильберты. - А ты работаешь здесь, на базе, или на одной из станций?
- На базе, конечно. Для работы на станциях нужно не меньше года стажа.
- Ну тогда понятно, чем ты недовольна, - кухня, наконец, выдала мой заказ, и я набросился на еду. - Работы, наверное, очень много. То палец кто порежет, а через неделю, глядишь, поступит больной с ушибом колена.
- Если бы так, - она тяжело вздохнула, опустила глаза, невидящим взглядом уставилась в стол перед собой. - Если бы так...
Я на мгновение застыл. Затем, не донеся ложку до рта, опустил ее обратно в тарелку. И улыбка исчезла с лица совершенно естественным образом, вовремя и к месту, я даже не подумал о том, что пора перестать улыбаться. В эти минуты я вдруг снова перестал играть роль, вновь стал самим собой, я позабыл даже о том, кем и для чего я сюда послан - потому что вдруг понял, что ей очень плохо. Мы были с ней вдвоем за столиком, и имидж был включен на полную катушку, так что нас все равно никто не мог видеть, и мы никого не видели только пустынную террасу на берегу какого-то дурацкого горного озера, в водах которого, как и положено, отражались заснеженные вершины - так что не было смысла играть ка кую-то роль. Она бы все равно ничего не заметила и не запомнила, даже если бы я начал писать от руки протокол допроса - а больше никто и никак не мог бы уследить за мной. Но уже потом, позже, вспоминая и анализируя этот наш разговор, я понял, что, оставаясь и здесь профессионалом, я избрал наилучшую форму маскировки - я был самим собой.
- У... у тебя что-то случилось, Катя? - спросил я, и она вдруг заплакала. Уронила голову на стол и заплакала. А я как сидел, как последний дурак и говорил какую-то ерунду как последний дурак - не помню даже, что именно. Не сразу, но мне удалось ее успокоить, и постепенно я сумел кое-что выяснить. Нет, ее никто не обидел. Нет-нет это совсем не личное дело. И вообще тут никто не виноват просто она не представляла, что не годится для этой работы. Просто таким чувствительным дурам, как она, не место там, где... А потом она вдруг перестала плакать, вытерла глаза, достала зеркальце и стерла следы слез. И сказала:
- Понимаешь, У нас в медпункте сегодня умер один человек. И еще трое лежат в реаниматоре. Совсем умер, понимаешь?
- От чего? - спросил я.
- Какая-то авария в энергоблоке. Я не знаю подробностей, да и не до них. Все четверо получили сверхсмертельную дозу. Пять дней назад. Даже я одна бы справилась, у меня уже был такой случай на практике. Но у нас не оказалось Т-лакта. Ни одной дозы. Понимаешь, ни одной дозы на весь Кабенг.
- Что? - я даже не понял сразу, о чем она говорит. Потом вспомнил. Ну конечно же, Т-лакт. В любой аптечке в любом медпункте. На любом разведочном зонде, в конце концов. Уж это-то я знал. - Да о чем ты говоришь? Этого же быть не может!
Она только отрицательно покачала головой в ответ, закусив губы, чтобы снова не заплакать. Потом с трудом выдавила:
- Мы искали. По всей планете - ни единой дозы.
- Но черт подери, Катя, ведь у вас же есть химики, ведь у вас же, наконец, должны быть другие средства! Как же так - из-за такой ерунды...
- При чем тут химики, Алеша? Его же в культуре выращивают, не меньше ста дней надо, восемь последовательных культур. А потом еще очистка. Я же смотрела. А другие средства... - она только вздохнула и замолчала.
Я тоже замолчал. Потом посмотрел на свой обед. Есть все равно хотелось зверски, но я знал, что теперь к нему не притронусь. Это какую же дозу надо получить, чтобы не протянуть в реаниматоре и пяти суток? Я прикинул в уме, и мне стало не по себе. Получалось, что тут вполне могло и рвануть. Не рвануло, конечно, и, может быть, не рвануло бы и при гораздо худших условиях - но такая возможность не исключалась. На Джильберте ничего подобного не было. Но тут я вспомнил про Скорпион в 32-м. Я высветил информацию - Катя сидела, уставившись в стол, и моего отрешенного вида не заметила. На Скорпионе тогда здорово рвануло. Картинки следственной реконструкции, наслаиваясь на имидж горного озера, выглядели жутко. И противоестественно. Шестеро погибших, полное закрытие базы, тотальная дезактивация, пересмотр всего проекта. Кажется, они там до сих пор не расхлебали всего до конца но в моих мнемоблоках не было недавней информации о Скорпионе. Зато были сведения о трех авариях на энергоблоках за последние двести лет. И еще об одном взрыве - в далеком двести восьмидесятом. Я быстро прикинул корреляции по некоторым параметрам. Прослеживалась какая-то связь с секторами группы Дзета, но случаев было слишком мало, чтобы сказать что-то определенное. Тоже мне, теоретик, поиздевался я над собой, - больше тебе случаев не надо.
Но Граф хорош! У него такое происходит, а он ни слова, ни намека. Или думал, что я не узнаю? Да нет, не мог он так думать, ему же все равно об этом докладывать. И доложит, уже доложил наверняка по соответствующим каналам. Я на минуту представил себе, что ему теперь предстоит - комиссия, разбор, возможно даже вызов наверх, в Академию - и решил, что не захотел бы с ним меняться. Хотя, конечно, он-то скорее всего не при чем. Скорее всего тут вина Главного энергетика или кого-то из самих пострадавших, но начальнику всегда достается за всех и больше всех - это уж закон управления.
- Скажи, Катя, пострадали только эти четверо?
- Да. К счастью - если так сказать можно. У них там обычно человек десять работает, но когда это случилось, в энергоблоке были только эти четверо.
- А остальные?
- Не знаю, - она слегка дернула левым плечом. - Мы проверили после этого всех на базе - больше пораженных не было. Даже в малейшей степени.
- А как это произошло?
- Не знаю, Алеша. Спроси кого-нибудь из техников. Или из руководства. Ты же инспектор, тебе должны сказать. У меня другие заботы, мне пора идти.
- Я провожу тебя - если позволишь.
- Ты же не поел, - сказала она, вставая.
- Да какая тут еда после таких разговоров? - я сдвинул поднос в утилизатор, тоже встал. Имидж растаял, мы снова были в кафе, и лишь над одним столиком светился голубой огонек.
- А что, у вас всегда так много народа обедает? - спросил я, пробираясь вслед за Катей к выходу.
- Что? - она сначала не поняла, потом, оглянувшись, ответила: - Да нет, просто тут всего два столика работают. Остальные отключены, наверное.
- А зачем же это? - я кивнул на серые тени, закрывавшие столики, за которыми, как мне показалось вначале, должны были сидеть люди.
