Роберт Шекли - Корпорация «Бессмертие»
— Ну что вы! — сказал Блейн. — Я не могу…
— Ни слова больше, — решительно сказал Орк. — Завтра платишь ты, если будешь настаивать. Но сейчас отправимся на исследование внутренней ночной жизни этого шумливого городишки.
Блейн решил, что таким образом сможет узнать о будущем не меньше, чем любым другим способом. То, как люди развлекаются, может сказать очень многое об их жизни. Игры и места для потребления крепких напитков — человек здесь выказывает сущность своего отношения к окружению и своего отношения к вопросам жизни и смерти, предназначения и свободы выбора. Можно ли отыскать лучший символ Древнего Рима, чем цирк? Весь американский запад кристаллизуется в игрищах родео. В Испании процветала коррида, в Норвегии — прыжки с трамплина. Какой же вид спорта, какой способ развлечения и приятного времяпрепровождения подобным образом определит дух Нью-Йорка 2110 года? Скоро он это узнает. И конечно же, воспринять все это на собственном опыте — это куда лучше, чем рыться в пыльных томах библиотеки, и в бесконечное число раз более занимательно.
— Наверное, заглянем в Марсианский квартал? — предложил Орк.
— Следую за вами, — сказал Блейн, радуясь, что ему удалось соединить удовольствие и жестокую необходимость.
Орк повел его через лабиринт улиц, уровней, сквозь подземные переходы и надземные виадуки. Они шли пешком, садились в лифт, потом в подземку, потом в коптер-такси. Сложность переплетающихся улиц и уровней не производила впечатления на жилистого фермера.
— В Фениксе все то же самое, — сказал он, — хотя и в значительно меньшем масштабе.
Они зашли в ресторанчик под вывеской «Красный Марс» и рекламой подлинной южно-марсианской кухни. Блейн вынужден был признаться, что никогда еще не пробовал марсианской пищи, Орку уже приходилось отведать ее несколько раз в Фениксе.
— На вкус она приятная, — сказал Орк, — но только сыт от нее не будешь. Мы потом поужинаем как следует.
Меню было напечатано полностью по-марсиански, и перевод на английский отсутствовал. Блейн решил рискнуть и заказал комбинацию «номер один», что сделал и Орк. Им подали странного вида смесь из накрошенных овощей и кусочков мяса. Блейн попробовал и едва не выронил от удивления вилку.
— Да ведь это же китайская еда!
— Естественно, — сказал Орк — Китайцы первыми высадились на Марсе, кажется, в девяносто седьмом году. И все, что они там на Марсе едят, это будет марсианская еда. Правильно?
— Думаю, что правильно, — сказал Блейн.
— Кроме того, все приготовлено из настоящих, выращенных на Марсе овощей и мутировавших трав и специй. Так в рекламе говорится, во всяком случае.
Блейн не знал, испытывает ли он разочарование или облегчение. С аппетитом съел он «Кио-Архер», вкусом сильно напоминавший салат из креветок, и Тррдксат, он же рулет с яйцами.
— Отчего у них такие непонятные названия? — спросил Блейн, заказывая на десерт один Тггшрт.
— Парень, ты совсем отстал от жизни! — захохотал Орк. — Эти марсианские китайцы, они пошли до конца. Они расшифровали марсианские наскальные надписи и прочее, и начали говорить по-марсиански, но с сильным кантонским акцентом, как я подозреваю. Но указать на ошибку им никто уже не мог. Они говорят теперь по-марсиански и одеваются по-марсиански, думают, как марсиане. Если ты назовешь теперь одного из них китайцем, он даст тебе в глаз. Потому что он теперь марсианин, понял, парень!
Принесли Тггшрт, оказалось, что это миндальное печенье.
Орк расплатился. Когда они вышли на улицу, Блейн спросил:
— Здесь, наверное, много марсианских прачечных?
— Еще сколько! По всей стране их полным-полно.
— Я так и думал, — сказал Блейн и молча отдал должное марсианским китайцам и их твердости в сохранении традиций.
Они поймали каптер-такси, доставивший их в Зелен-клуб. Приятели Орка из Феникса настойчиво советовали ему не упустить возможности побывать в этом заведении. Этот небольшой, но дорогой и всемирно известный клуб был в числе мест, обязательных для посещения каждым уважающим себя туристом в Нью-Йорке. Потому что в Зелен-клубе, и только в нем, можно было увидеть растительное развлекательное шоу.
Им достались места на маленьком балконе, довольно близко от центра зала, который ограждала стеклянная стена. Три уровня столиков опоясывали середину зала, залитую лучами слепящих прожекторов. За стеклянной стеной находилось нечто вроде миниатюрных джунглей — несколько квадратных ярдов буйной растительности, выращенной на питательных растворах. Искусственный бриз шевелил листья плотно усаженных растений самых разнообразных размеров, форм и оттенков.
Но таких растений Блейн в жизни не видел, вернее, не видел, чтобы растения вели себя подобным образом. Они росли с фантастической быстротой, возникая из крохотных семян и корешков, превращаясь в буйные кусты и могучие стволы, в приземистые папоротники, чудовищных размеров цветы, влажные зеленые наросты грибка и шипастые лианы, они росли, росли и стремительно завершали свой жизненный цикл, и усыхали, давая жизнь новым растениям. Но ни один вид, казалось, не был в состоянии воспроизвести самого себя. То и дело возникали мутации. Изменившиеся, приспосабливающиеся к жестокой окружающей среде, мутанты возникали из родительских семян и перезревших плодов. Они вели битву за пространство для корней внизу, за свободное пространство вверху, пробиваясь к лучам искусственного солнца. Неудачники быстро перестраивали себя на паразитическое существование, душили деревья, к которым им удавалось приклеиться, и обнаруживали, что новое поколение паразитов липнет к ним самим. Иногда, во взрыве творческого честолюбия, какому-то растению удавалось добиться своего, победить всех конкурентов, преодолеть все препятствия, покорить все и вся. Но новые виды уже прорастали на его теле, тянули вниз и дрались за право возрасти на поверженном трупе. Время от времени на джунгли нападала эпидемия, вызванная какой-нибудь плесенью, тоже растением по своей сути, и вся зелень исчезала в крещендо борьбы за существование. Но потом одно-два отважных растения снова пускали корни в пленку плесени, и борьба начиналась снова.
Растения изменяли себя, становились то больше, то меньше, превосходили самих себя в этой борьбе. Но каким бы ни было их желание победить, как бы ни были они изворотливы — им ничто не могло помочь. Ни один вид не мог одержать окончательную победу, и все попытки вели к гибели.
Блейна это зрелище обеспокоило. Неужели эта фаталистическая аллегория жизни могла служить характерной особенностью 2110 года? Он повернулся к Орку.