Артём Наменский - Атолл
Спать я лёг довольным и уверенным в себе, потому что знал, что завтра, наконец, буду сытым. И, возможное, довольным.
Всю ночь мне снился какой-то бред, основными участниками которого были кочерга и обыкновенная булавка. Булавка почему-то с такой силой примагнитилась к кочерге, что я никак не мог её от последней отделить. Потом я всё-таки оторвал булавку и закрепил ей оторвавшуюся шлёвку на джинсах, пригнув при этом ей острый конец. Последнее действие, между прочим, было не только сном, но и чистой правдой. Я проснулся и уставился на звёзды. Пощупав рукой шлёвку, обнаружил погнутую булавку на том месте, где она мне и приснилась. Такое чувство, что сон этот мне на что-то намекал. Что-то связанное с иголкой и кочергой. Мда — общего между кочергой и булавкой конечно же мало, разве что сделаны они из похожего сплава, но чувство, что этот сон важен, в упор не хотело меня отпускать.
Ладно, пока проберусь под звёздным светом к месту охоты, наступит утро. Так что пора вставать и собираться. Видимость, кстати, была прекрасная. Я напился из ручья, промыл глаза и вернулся на место своей лёжки.
Верёвки не было.
Кочерга была, сапоги были, штанины брюк с немногочисленным скарбом были, рубашка, на которой я спал, тоже была.
Не было верёвки.
Наверное, я никогда не пойму женщин. Оставить мне всё, а верёвку вот так подло украсть. Или постоянный голод ей мозги сдвинул или повеситься захотела. Так ведь не на чем здесь повеситься. Да и мыла негде достать.
Выходит, она наблюдала за мной всё это время. За моей охотой. Если она знает здешние пальцы, как свои пять пальцев, то не нахожу в этом ничего удивительного. Но вот так подло украсть мою верёвку… Просто так я этого не оставлю. Что ж, мне снова придётся немного поразведывать здешние земли. Хоть и на голодный желудок, если он уже сам себя не переварил.
До рассвета я кромсал сапоги — ходить босиком было довольно неприятно, а в сапогах — жарко. В конце концов, выдрав подкладку и оставив минимальные полоски кожи, получил некое подобие босоножек на очень толстой подошве, что даже к лучшему.
Вначале хотел отправиться вдоль внутреннего обрыва, в надежде увидеть внизу моего кота, но потом решил, что, заполучив верёвку Миа, прежде всего, захочет поохотиться на птиц, и пошёл к 'птичьему месту'.
Я уже начал замечать, что навстречу большим неприятностям в моей жизни всегда выходят маленькие приятности. Понуро пробираясь среди кораллов случайно заметил что-то слишком уж живо блеснувшее в россыпи камней. Это была небольшая, толщиной в палец, бронзовая змейка. Заметив меня, она оторвала голову от земли и, угрожающе шипя, уставилась на меня. Змей я, надо сказать, боюсь. Было, когда-то дело поймал ужа. До сих пор вспоминаю, почему тогда не убоялся данного гада. Змея, тем временем, не утруждаясь лишними вопросами, будто бы выстрелила в меня своим телом. Не знаю как, но рука моя среагировала независимо от моих желаний и, долей секунды позже перед моим лицом красовалась шипящая змеиная пасть. Рука моя зажимала её тело в нескольких сантиметрах ниже головы.
Змея, не смотря на то, что она такая тонкая, оказалась очень длинной. Она начала кольцами обвивать мою руку и я, в порыве страха, принялся молотить её головой об камни.
Избавившись от скользких холодных колец, минут десять наблюдал, как на камнях извивается её мёртвое тело. Ну и отходил от страха одновременно. Потом начались разборки полётов. Взял её за раздробленную голову и внимательно осмотрел оставшиеся целыми зубы. С канавками. Запомним — данный гад ядовит. Длина — около полутора метров. Подрезав незаменимой эмблемой вокруг головы кожу, начал её снимать. Коже сходила неожиданно легко — как чулок. Застряла только возле анального отверстия, но там я её тоже отрезал. По всей видимости, кожа съедобна не была, но я всё равно её сложил в мой импровизированный баул. А вот тельце, после того, как избавился от внутренностей, принялся активно употреблять в пищу. Кости были относительно мягкими, поэтому я решил съесть её вместе с ними, аккуратно отгрызая кусочек за кусочком. Я не намеревался терять ни одной калории — пусть в костях их и немного, но мало ли. Данный вид потребления органики требовал довольно большого количества времени — пока отгрызёшь кусочек, пока пережуёшь. Полчаса спустя, чтобы не терять времени, я намотал змею на руку и продолжил завтрак на ходу. Лакомство общим весом было около двух килограмм, но за три часа я его употребил полностью. Скажу откровенно — полегчало.
К этому времени я и сам не заметил, что камни как-то изменились. По составу, что ли. Поверхность моря стала видна не только слева от меня, но и справа. Разве что слева был бескрайний океан, а справа вдалеке виднелся каменный отрог. Осмотр местных достопримечательностей отвлёк крик птицы. Глянув поверх гряды, по которой я двигался, увидел баклана, что бился в небе, удерживаемый невидимой мне верёвкой. Всё ясно. Миа не выдержала, и решила поохотиться без меня. И даже, видимо, намного удачнее. Что ж, придётся ей верёвочку вернуть.
Я кинулся по камням вперёд, стараясь не упустить из виду баклана, медленно и неумолимо приближающегося к земле. Когда я увидел девушку, она уже подтащила птицу к земле. Баклан оказался довольно крупный, и сдаваться просто так не решил. Крылом, он мазанул девушке по лицу, от чего та свалилась на землю, но верёвку не отпустила. Птица ещё раз попыталась взмыть вверх, но, после того, как это у неё не вышло, кинулась на Миа, и они слились в один бело серебристый клубок.
К этому времени подоспел я. Уловил взмах крыльев баклана и схватился рукой за одно из них. Птица на это вцепилась мне в плечё — я взвыл, как ошпаренный — кожа, которая и без того уже слазила один раз отозвалась целым букетом не слишком приятных ощущений. Миа в это время ещё барахталась на камнях и баклан, воспользовавшись замешательством противников, рванул в воздух.
— Ты чего верёвку спёрла!? — закричал на неё я.
— Ты бы новую из джинс сделал! А у меня вообще ничего нет. Думаешь просто не жрать почти ничего несколько месяцев!? — закричала она мне в ответ.
— А попросить нельзя было!? — воды с утра я не пил, и мой крик перешёл в конце на сип.
— А я никогда и ни у кого ничего не прошу! — зато у неё крик получался звонкий. Заливистый.
— Гордая, блин!? — просипел я, увидев, что верёвочка моя очень быстро уходит в небо, и на земле осталось всего-то метр-полтора.
— Блин. — Голос внезапно прорезался, я, больно проехав животом по камням, успел схватиться за самый конец верёвки, — ты что? К руке не могла привязать!?
Я вскочил на ноги, обмотал верёвку пару раз вокруг кисти, и мы злобно уставились друг на друга.
