Герберт Уэллс - Машина времени (сборник)
Дело в том, что абсолютная странность окружающего меня мира, неприятное покачивание и дрожание Машины, а главное, ощущение непрерывного падения, совершенно выбили меня из колеи. Я говорил себе, что никогда не смогу остановиться, и под влиянием внезапного внутреннего противоречия тотчас решил сделать это.
С глупой нерасчетливостью я приналег на рычаг – Машина мгновенно перевернулась, и я стремительно полетел в пространство.
В ушах у меня загромыхал гром. На мгновение я оглох. Смотрю – я уже сижу на мягком дерне перед своей перевернутой Машиной, а вокруг меня свистит град. Перед глазами – сплошная серая пелена. Но шум в ушах постепенно прошел, и я огляделся.
Я находился, как мне показалось, на маленькой лужайке в саду; повсюду – кусты рододендронов, и с них дождем сыплются под ударами града лиловые и пурпурные цветы. Отскакивающие от земли и танцующие в воздухе градины образовали маленькое облако, повисшее над моей Машиной и, словно дым, стлавшееся по земле. В одно мгновение я вымок до нитки.
– Нечего сказать, гостеприимство! Человек промчался к вам через бесчисленное множество лет, а вы так встречаете…
Однако я тут же подумал: глупо так мокнуть.
Я встал и осмотрелся. Какая-то колоссальная фигура, высеченная, по-видимому, из белого камня, неясно вырисовывалась в тумане позади рододендронов. Но все остальное нельзя было разглядеть.
Трудно передать мои ощущения. Когда град стал ослабевать, я наконец-то рассмотрел белую фигуру. Она была громадна: серебристый тополь едва достигал ее плеча. Беломраморная, она представляла собой нечто вроде крылатого Сфинкса, но крылья были не прижаты к телу, а распростерты, и вся фигура словно парила в воздухе. Пьедестал, как мне показалось, был сделан из бронзы, покрытой густым слоем медной зелени.
Лицо Сфинкса было обращено в мою сторону. Его незрячие глаза как будто следили за мной, а на губах скользила тень улыбки. Он был сильно попорчен непогодой, и это производило неприятное впечатление, точно Сфинкс был поражен какой-то болезнью.
Я стоял и смотрел на него, может, полминуты, а может, полчаса. Он то отдалялся, то приближался – в зависимости от того, усиливался или уменьшался град. Когда же я отвел от него глаза, то увидел, что завеса из града стала гораздо прозрачнее, а небо посветлело, обещая, что скоро выглянет солнце.
Я снова окинул взглядом белую фигуру, как будто присевшую для прыжка, и внезапно почувствовал всю отчаянную смелость моего путешествия. Что предстанет передо мной, когда рассеется туманная завеса? Какие перемены могли произойти с людьми? Что, если всем овладела жестокость? Что, если в этот промежуток времени человеческая раса потеряла свой прежний облик и превратилась в нечто нечеловеческое, отталкивающее и подавляюще сильное? Еще, пожалуй, примут меня за какое-нибудь первобытное дикое животное, более страшное и отвратительное своим сходством с людьми. Я могу показаться им поганой тварью, которую нужно немедля истребить…
Вскоре я различил еще какие-то грандиозные силуэты: огромные здания с затейливыми перилами и высокими колоннами, покрытые лесом склоны холма, неумолимо наползающие на меня сквозь редеющую туманную завесу.
Я почувствовал панический страх и как сумасшедший бросился к Машине времени, напрягая все усилия, чтобы привести ее в порядок.
Тем временем солнечные лучи пробились сквозь грозовые облака. Серая туманная пелена растаяла подобно одеянию призрака. Надо мной в яркой синеве летнего неба кружились и исчезали темные клочья разорванных туч.
Огромные здания были видны теперь вполне отчетливо. После бури на стенах остались сверкающие в солнечных лучах дождевые капли и градины.
Я чувствовал свою беззащитность в этом странном мире. Вероятно, так чувствует себя птица, когда над ней парит ястреб. Мой страх возрастал, он почти граничил с безумием. Но я собрался с духом, стиснул зубы и изо всех сил начал работать над Машиной. В конце концов Машина уступила моему отчаянному натиску и повернулась, но при этом сильно ударила меня по подбородку. Положив одну руку на кресло, а другую на рычаг, я стоял, тяжело дыша, чтобы снова взобраться на сиденье.
Надо заметить, что вместе с мыслью о возможности быстрого возвращения домой ко мне вернулось и мужество. Я стал осматриваться кругом с бóльшим любопытством и с меньшим страхом перед миром отдаленного будущего.
В круглом отверстии, находившемся высоко в стене ближнего дома, я разглядел группу человеческих фигур в роскошных мягких одеждах. Они тоже видели меня: их лица были обращены в мою сторону.
Потом я услышал звуки приближающихся голосов. Сквозь кусты, окружающие Белого Сфинкса, я увидел головы и плечи бегущих людей. Один из них выскочил на тропинку, ведущую прямо к лужайке, где я стоял со своей Машиной. Это было маленькое существо – ростом фута в четыре, одетое в пурпурную тунику, подпоясанную кожаным кушаком. На ногах – сандалии или туфли (я не мог хорошенько рассмотреть). Ноги были обнажены до колен, а голова не покрыта. И только тут я обратил внимание на то, насколько теплым был воздух.
Этот маленький человек произвел на меня довольно сильное впечатление: он был очень красивым и грациозным, но чрезвычайно хрупкого сложения. Нежный румянец, покрывавший его лицо, напомнил мне наиболее изящный вид болезненной красоты – красоту чахоточных, о которой все мы так много слышали. При взгляде на это существо я сразу успокоился и убрал руки с Машины.
В Золотом Веке
Через минуту мы уже стояли лицом к лицу – я и это хрупкое создание будущего. Он смело подошел ко мне и засмеялся прямо мне в глаза. Это полное отсутствие страха в нем поразило меня. Потом он повернулся к двум другим таким же существам, следовавшим за ним, и заговорил с ними на каком-то странном, но очень нежном и певучем языке.
Между тем подошли и другие, и меня окружила маленькая группа из восьми или десяти изящных созданий. Один из них обратился ко мне.
Не знаю почему, но мне пришло в голову, что мой голос слишком резок и груб для них. Поэтому я только покачал головой и указал на свои уши. Он сделал шаг вперед, остановился в нерешительности и, наконец, дотронулся до моей руки. В тот же миг я почувствовал, как еще несколько маленьких щупальцев слегка коснулись моей спины и плеч.
Очевидно, они хотели убедиться, что я действительно существую. Судя по их поведению, пока бояться было нечего. Более того, в этих хорошеньких маленьких человечках чувствовалось нечто такое, что внушало доверие, – какая-то грациозная мягкость, детская непринужденность. К тому же все они казались очень хрупкими, поэтому я, конечно, мог бы моментально разбросать их в стороны, как маленькие кегли.
