Герберт Уэллс - Машина времени (сборник)
Потом я принялся осматривать зал. Что меня особенно поразило, так это впечатление какого-то разрушения и упадка во всем. Цветные стекла в окнах, представлявших геометрические фигуры, во многих местах были разбиты, а занавески покрыты толстым слоем пыли. Я заметил также, что угол мраморного стола возле меня был выщерблен. Но, тем не менее, зал поражал богатством отделки и живописностью.
В этом зале обедали человек двести. Большинство из них постаралось сесть ко мне как можно ближе. Они с любопытством наблюдали за мной и, не переставая есть фрукты, все время поглядывали на меня своими маленькими блестящими глазками. Человечки были одеты в одинаковые нежные, но очень прочные шелковые ткани.
Между прочим, плоды были их единственной пищей. Люди отдаленного будущего были строгими вегетарианцами, и, пока я находился среди них, мне следовало сделаться таковым, несмотря на все свое влечение к мясу.
Чуть позже я убедился, что лошади, рогатый скот, овцы, собаки последовали за ихтиозаврами и все уже вымерли. Но плоды были восхитительны. Особенно один сорт (сезон которого, по-видимому, был как раз во время моего пребывания тут) – мучнистый, в трехгранной скорлупе; этим я и питался все время.
Вначале я был поражен этими странными фруктами и необыкновенными цветами, но потом начал понимать, откуда они появлялись.
Таков был мой первый вегетарианский обед в отдаленном будущем.
Как только я утолил голод, мне пришла в голову мысль о том, чтобы попытаться научиться языку новых для меня людей. Я понимал, что это столь же необходимо, как и еда. Поскольку плоды казались мне наиболее подходящими для моей идеи, я взял один из них и постарался объясниться с помощью вопросительных звуков и жестов. Признаться, мне стоило немалого труда заставить себя понять.
Сначала мои усилия вызывали лишь изумление и неумолчный смех, но затем одно маленькое белокурое существо, по-видимому, поняло мое намерение и несколько раз повторило какое-то название. Человечки принялись болтать о чем-то своем, но моя первая попытка воспроизвести изящные короткие звуки их языка вызвала взрыв самой неподдельной, хотя и невежливой, веселости. Однако же, несмотря на такую реакцию, я чувствовал себя среди них подобно школьному учителю и потому без стеснения добивался своей цели. В конце концов в моем распоряжении было уже с десяток имен существительных, а затем я дошел до указательных местоимений и даже глагола «есть».
Но дело подвигалось медленно; очень скоро человечкам надоело заниматься со мной и они начали избегать моих расспросов. Делать было нечего, и я решил: пусть они дают мне эти уроки маленькими дозами, когда у них будет подходящее настроение. Впрочем, я быстро убедился, что могу рассчитывать лишь на малые дозы: никогда прежде мне не доводилось встречать бóльших лентяев, причем мгновенно утомляющихся, чем эти человечки.
Закат человечества
В моих маленьких хозяевах особенно поражала одна странная черта: полное отсутствие интереса к чему бы то ни было. Они напоминали беззаботных детей: подбегут ко мне, остановятся, посмотрят, поахают и убегают за новой игрушкой. Обед, а вместе с ним и мои первые попытки завести с ними разговор кончились. Тут, представьте, я заметил, что в зале никого не осталось из тех, кто окружал меня вначале. Но, как ни странно, я тоже довольно быстро потерял всякий интерес к этим человечкам.
Утолив голод, я через портал выбрался на божий свет. На каждом шагу мне попадались люди будущего; какое-то время они шли за мной, болтали и смеялись – несомненно, на мой счет, – посылали приветственные жесты и опять предоставляли меня моей собственной судьбе.
Был тихий вечер, когда я вышел из зала; окружающая меня местность была залита теплыми лучами заходящего солнца. Но все казалось странным и не походило на тот мир, в котором я жил до сих пор, даже цветы. Большое здание, из которого я вышел, располагалось на склоне широкой речной долины, но Темза уклонилась, вероятно, на милю от своего теперешнего русла.
Я решил взобраться на вершину холма (мили на полторы от того места, где я был), чтобы взглянуть с высоты на нашу планету в восемьсот две тысячи семьсот первом году, так как именно эту дату указывали стрелки циферблата моей Машины времени.
По дороге я очень внимательно рассматривал все, что меня окружало, стараясь найти разгадку того состояния разрушения, в котором находился этот когда-то великолепный мир. Признаться, у меня уже не осталось никаких сомнений, что это великолепие переживало упадок.
Чуть дальше, вверх по холму, я увидел огромную груду из кусков гранита, скованных массивными алюминиевыми полосами, а за ней – целый лабиринт отвесных стен и навалы расколовшихся камней. Между камнями густо росло удивительно красивое растение (быть может, крапива) с чудно окрашенными коричневыми листьями, но не обладавшими свойством причинять ожог. Это были, очевидно, остатки какого-то большого строения, но зачем оно тут находилось, я пока не понимал. Впоследствии я сделал одно очень странное открытие. Но об этом я расскажу несколько позже.
Наблюдая вид с террасы, на которой я остановился отдохнуть, я обратил внимание на то, что маленьких домов нигде не было видно. По всей вероятности, и отдельные жилища, и отдельные хозяйства уже исчезли. То здесь, то там возвышались огромные здания, похожие на дворцы, но домики и коттеджи, столь характерные для нашего английского ландшафта, больше не существовали.
«Коммунизм», – подумал я.
Вслед за этой мыслью тотчас же явилась другая.
Я взглянул на маленьких людей в одинаковых мягких одеждах, которые шли за мной, и мне вдруг бросилось в глаза, что у них были нежные безбородые лица и какая-то девическая округлость форм. Пожалуй, даже странно, что я раньше не заметил этого. Но вокруг меня все казалось странным. Как бы то ни было, только теперь я увидел, что между мужчинами и женщинами будущего нет никакого различия – ни в одежде, ни в телосложении, ни в обращении. Эти маленькие человечки были одинаковыми. И дети были точь-в-точь как родители, только поменьше. Я также пришел к заключению, что дети будущего отличались очень ранним развитием, по крайней мере физическим, и впоследствии имел много случаев убедиться в справедливости своего мнения.
Довольство и безопасность, в которых жили эти маленькие люди, внушали мне мысль, что ясно выраженное сходство полов явилось естественным результатом именно таких условий жизни. Сила мужчины, нежность женщины, семья, дифференциация труда – все это составляет железную необходимость века физической силы. В густо населенной стране многодетные семьи являются скорее злом для государства; там же, где насилие составляет редкое явление, где жизнь потомства обеспечена, нет необходимости в существовании семьи – и в результате неизбежно исчезают различия функций мужчины и женщины в воспитании детей, а также связанное с этим разделение полов. Даже в наше время мы видим некоторые признаки этого процесса, но в отдаленном будущем это будет достигнуто окончательно. Таковы были тогда мои заключения. Позже я убедился, что действительность далеко превзошла их.
