Лоис Буджолд - Барраяр
– Ну, теперь Эйрелу обеспечен по крайней мере один голос, – пошутила Корделия, помогая свекру снять куртку.
– Ха! Пусть радуется, что я за него голосую. За последние несколько лет он нахватался каких-то странных радикальных взглядов. Не будь Эйрел моим сыном, черта с два я бы его поддержал, – проворчал граф, но его изборожденное морщинами лицо сияло гордостью.
Корделия изумленно моргнула, услыхав такую характеристику политических взглядов Эйрела Форкосигана.
– Должна признаться, что мне он никогда не казался революционером.
– О, да он и сам этого не видит. Надеется, что всегда сумеет вовремя остановиться. А пройдет несколько лет, и он обнаружит, что оседлал тигра. – Граф мрачно покачал головой. – Ну ладно, девочка моя, сядем. И расскажи мне, как ты себя чувствуешь. Выглядишь ты хорошо. У тебя все в порядке?
Старый граф страстно интересовался развитием своего будущего внука, и Корделия чувствовала, что беременность повысила ее статус от терпимой причуды Эйрела до средоточия всех надежд и мечтаний старика. Устоять перед этим простодушным преклонением было невозможно. Она никогда не смеялась над свекром, но никаких иллюзий не питала.
В том, что Эйрел способен совершенно точно предсказать отцовскую реакцию, Корделия убедилась в первый же месяц их брака. В тот летний день она нашла мужа у лодочного причала, где он возился с яхтой. Разложив паруса, чтобы просушить их на солнце, адмирал хлюпал вокруг них мокрыми ботинками.
Он шагнул ей навстречу, не в силах скрыть волнения.
– Ну?
– Ну-у. – Она попыталась напустить на себя печальный и разочарованный вид, чтобы подразнить его, но невольно расплылась в улыбке. – Твой доктор сказал, что это мальчик.
– О-о… – У него вырвался долгий красноречивый вздох. Он подхватил ее на руки и закружил.
– Эйрел! Сумасшедший! Не урони меня!
– Никогда.
Он позволил ей соскользнуть на землю, и они поцеловались, а потом расхохотались.
– Мой отец будет в восторге.
– Похоже, ты и сам не очень-то огорчен.
– Да, но ты еще не видела, в какой экстаз впадает типичный барраярский отец семейства при известии о новой веточке его родословного древа. Отец, бедняга, уже столько лет страдал в убеждении, что наш род закончится на мне.
– И он простит мне то, что я инопланетная простолюдинка?
– Не хочу тебя обидеть, но думаю, что его совсем не интересовало, какую жену я приволоку домой, – лишь бы она могла родить. Думаешь, я преувеличиваю? – добавил он в ответ на ее смех. – Подожди, сама увидишь.
– Сейчас не слишком рано думать об имени? – с надеждой спросила Корделия.
– Тут и думать нечего. Первородный сын – на этот счет обычай строг. Его называют в честь обоих дедов. Первое имя – по отцовской линии, второе – по материнской.
– Так вот почему в вашей истории так трудно разбираться. Мне все время приходится ставить даты у этих повторяющихся имен, чтобы хоть как-то за ними уследить. Петер Майлз. Гм. Ну, наверное, я смогу к этому привыкнуть. Я думала… о другом.
– Может, в следующий раз?
– О! Какие планы!
Схватка продолжалась недолго. Корделия уже выяснила, что в определенном настроении муж боится щекотки сильнее, чем она. Она хорошенько ему отомстила, и бой кончился смехом – оба лежали на траве.
– Это чертовски несолидно, – пожаловался адмирал, когда она позволила ему встать.
– Боишься шокировать соглядатаев капитана Негри?
– Их не шокируешь.
Корделия помахала рукой далекой лодке, но сидевший там человек упорно игнорировал ее жест. (Поначалу она страшно возмущалась, узнав, что Эйрел находится под постоянным надзором службы безопасности, но потом привыкла, сочтя, что это естественная плата за его участие в тайной и смертоносной поли– тической игре, прикрытием для которой стала вся эскобарская война.)
– Может, нам пригласить его на ленч? У меня такое чувство, словно мы с ним старые знакомые – ведь они столько знают про нас с тобой…
Интересно, мелькнуло у нее в голове, записал ли человек Негри разговор, который они сейчас вели? Установлены ли прослушивающие устройства в их спальне?
– Он не сможет воспользоваться твоей любезностью, – усмехнулся адмирал. – Они не едят и не пьют ничего, кроме своего пайка.
– Господи, что за бред! Неужели это действительно необходимо?
– Иногда. У них опасная профессия. Я им не завидую.
– На мой взгляд, сидеть тут и наблюдать за тобой – недурной отпуск. Он, наверное, прекрасно загорел.
– Нет, ждать – это самое трудное. Он может просидеть так целый год, а потом вдруг от него потребуется пять минут активнейших действий, от которых зависят жизнь и смерть. И весь год им надо быть в постоянной готовности к этим пяти минутам. Ужасное напряжение. Поэтому сам я всегда предпочитаю атаку обороне.
– И все-таки я не понимаю, зачем кому-то может понадобиться тебя тревожить. Я хочу сказать – ты ведь всего-навсего отставной офицер, живешь в глуши. Таких опальных аристократов, как ты, должны быть сотни…
Форкосиган, не ответив, посмотрел в сторону далекой лодки, потом вдруг вскочил.
– Пошли. Сообщим радостную весть отцу.
Да, теперь Корделия все это понимала. Граф Петер подхватил ее под руку и увел в столовую, где принялся за еду, одновременно требуя от невестки подробного отчета о самочувствии и потчуя ее свежайшими деликатесами, привезенными из поместья. Она послушно ела виноград.
Граф поужинал, и они под руку направились в холл. Проходя мимо закрытых дверей библиотеки, Корделия услышала громкие голоса. Слова разобрать ей не удалось, но тон был повышенный, и она остановилась, ощутив внезапный укол тревоги.
Спор в библиотеке оборвался, как будто собеседники разом исчерпали все свои аргументы. Тяжелая дверь распахнулась, и оттуда гордо вышел богато одетый мужчина. Через открытую дверь Корделия увидела мужа и графа Фортелу. Адмирал был мрачнее тучи, а Фортела, высохший морщинистый человечек с покрытой пигментными пятнами лысиной, окруженной венчиком седых волос, кирпично покраснел от шеи до самой макушки.
Незнакомец решительным жестом подозвал ожидавших его ливрейных слуг, которые выстроились позади него с невозмутимыми лицами. На вид ему можно было дать лет сорок. Выпуклый лоб, упрямый подбородок, небольшие, аккуратно подстриженные усы – лицо энергичное, но вполне заурядное, не привлекающее внимания ни красотой, ни уродством. Однако сейчас все его черты были искажены гневом. Увидев в холле графа Петера, человек замедлил шаги и с явной неохотой вежливо кивнул в знак приветствия.
– Форкосиган, – хрипло произнес он.
Старик в ответ чуть склонил голову набок, подняв брови.
– Фордариан.
