Грэхэм Мастертон - Пария
- Попробую, - неохотно обещал я. - Когда я с ним разговаривал в последний раз, то он не пылал особым желанием помочь нам.
- У тебя действительно красивая задница, Эдвард, - заметил Джимми, проходя мимо. - Джилли, правда, у Эдварда красивая жопа?
- Увы, я смотрю в другую сторону, - ответила Джилли.
- Ну, Джон, уговори его, - настаивал Эдвард. - Попробуй еще раз, хорошо? Попроси. Ведь в худшем случае он просто откажет.
- Ну хорошо, - ответил я. - Я возьму с собой эти листинги с сонара. Может, хоть так я смогу его убедить.
Мы вернулись в Салем, когда небо уже начало темнеть. На улицах зажглись первые фонари, а ветер сильно пах солью.
- Знаете, Салем назвали так от слова "шалом", что значит "покой" задумчиво сказал Эдвард.
- И я надеюсь, что мы принесем покой этому городу, - ответил я, а Джилли за моей спиной добавила:
- Аминь.
27
Джилли и я рано пообедали в "Ле шато", очень элегантном бело-розовом ресторане, недавно открытом на Франт-стрит. Джилли переоделась в одно из собственных произведений из салона "Лен и кружева", простое платье без рукавов с кружевным лифом и атласными проймами. Мы заказали французские блюда. На столиках мигали свечи, и если бы "Дэвид Дарк" вместе со всеми духами не нависал над нами, мы успешно провели бы тихий счастливый вечер и закончили бы его в постели Джилли.
Но в этой ситуации у нас не хватило храбрости. Практичная и земная Джилли понимала, что меня все еще мучит воспоминание о недавно умершей жене и что каждое сближение между нами станет катализатором грозных психокинетических сил. Хотя Джилли считала, что источник этих сил находится у меня в мозгу, что мое чувство вины достаточно сильно, чтобы вызывать призраки и выбивать окна. Джилли попросту не верила в духов, невзирая на то, что мы ей говорили. И хотя эти силы успокоились, она не хотела рисковать, опасаясь повторения того, что случилось в "Корчме любимых девушек". Ведь в следующий раз кто-то из нас мог оказаться серьезно ранен или убит.
- Как ты думаешь, ты женишься еще раз? - спросила она за бокалом бренди.
- Трудно сказать, - ответил я. - Поэтому я не могу себе этого вообразить.
- Ты не чувствуешь себя одиноко?
- Сейчас - нет.
Джилли потянулась через стол и провела кончиком пальца по косточкам моей левой руки.
- Тебе не кажется иногда, что ты становишься сверхчеловеком, способным заставить течь время вспять, чтобы спасти свою жену за секунду до несчастного случая?
- Не смею и мечтать о невозможном, - сказал я. Но одновременно я хитро подумал: ведь именно это ты и сделал, Джон, ты это уже выполнил, и когда "Дэвид Дарк" будет поднят со дна океана, ты вернешь себе жену, Джейн, такую же, как до катастрофы. Улыбающуюся, теплую и желанную, носящую в чреве нашего первенца. Только Энн Патнем знала, что я сделал, какой договор заключил, чтобы вывести мою семью из Страны Мертвых и защитить саму Энн от гнева Микцанцикатли. А когда вчера вечером я отвозил ее в клину доктора Розена, то она торжественно поклялась мне, что никому ни слова не скажет о моем разговоре с Не Имеющим Плоти, что обещание, данное мною демону, навсегда останется для всех тайной. Ведь в конце концов от этого зависела и ее жизнь, не только жизнь Джейн.
Конечно, я чувствовал себя виноватым. Я чувствовал, что предаю Эдварда и Форреста, в определенном смысле даже Джилли. Но ведь есть в жизни такие минуты, когда человек должен принять решение, не оглядываясь на остальных. Я верил, что та минута и была для меня именно такой. По крайней мере, я смог убедить в этом себя. К тому же жизнь Энн была под угрозой, так что я и не мог поступить иначе.
Человек всегда сможет найти сотни оправданий своему эгоизму и трусости, тогда как храбрость не нуждается ни в каком оправдании.
После обеда я отвез Джилли домой, на Витч-хилл-роуд, поцеловал ее и обещал, что заскочу утром в "Лен и кружева". Потом по трассам 128 и 2 я поехал на юг, в направлении к Бостону и Дедхэму. Я опасался, что очередной разговор с Уолтером как всегда окажется пустой тратой времени, но Эдвард так настаивал, что у меня не хватило бестактности отказаться. Я включил кассетник, поставил Грига и старался успокоиться, а за окнами мелькали огни Мелроуза и Сомервиля.
Когда я подъехал к дому Бедфордов, в окнах было темно. Не горели даже фонари у главных дверей. Черт, подумал я, зря проехал двадцать миль. Мне не пришло в голову, что Уолтер мог выйти. Он же всегда возвращался домой, каждый вечер, по крайней мере пока Констанс была жива. Надо было сначала позвонить ему. Возможно, он переселился на пару дней к соседям, чтобы прийти в себя после потрясения.
Несмотря на это, я подошел к входным дверям и позвонил. В холле прозвучал звонок. С минуту я стоял под дверьми, притопывая и потирая от холода руки. Траурный вопль козодоя раздался среди высоких деревьев позади дома, потом еще раз. Я припомнил романы ужасов Лавкрафта, в которых приход первобытных древних сил, таких, как Йог-Согот, всегда предвосхищал дружный хор тысяч козодоев.
Я уже хотел обойти дом сзади, чтобы проверить, не сидит ли Уолтер в комнате перед телевизором, когда двери распахнулись и в них появился Уолтер, поглядывая на меня.
- Уолтер? - произнес я. Я подошел ближе и увидел, что Уолтер выглядит неестественно бледно, а его глаза распухли и покраснели так, будто он не спал месяц. Он был в голубой пижаме и спортивном плаще в "елочку" с поднятым воротником.
- Уолтер, что случилось? - спросил я. - Ты выглядишь ужасно.
- Джон? - он произнес мое имя с трудом, как будто держал во рту сухой камешек.
- Что случилось, Уолтер? Ты был в бюро? Ты, наверно, вообще не спал со времени нашей последней встречи.
- Нет, - ответил он. - Я не спал. Может, тебе будет лучше войти.
Я вошел за ним в дом. Там было темно и холодно. Проходя мимо настенного термостата, я заметил, что Уолтер полностью отключил отопление. Я включил его, и еще до того, как мы вошли в гостиную, услышал треск нагревающихся калориферов. Уолтер с удивительно ошеломленным выражением лица смотрел, как я обходил комнату, включая лампы и задергивая занавески.
- Ну вот, - начал я. - Может, выпьем?
Он кивнул. Потом довольно неожиданно сел.
- Да, - сказал он. - Пожалуй, я выпью.
Я налил две двойные порции виски и подал ему бокал.
- Как долго ты сидишь здесь в темноте? - спросил я.
- Не знаю. С тех пор...
Я сел рядом с ним. Он выглядел еще хуже, чем на первый взгляд. Он не брился наверно весь уик-энд, и жесткая седая щетина покрывала его подбородок. Кожа его была липкой и жирной. Когда он подносил бокал ко рту, он не мог сдержать дрожи руки. Наверно, голод и усталость так же отрицательно влияли на него, как и переживания.
- Послушай, - обратился я к нему. - Пойди умойся, а потом я заберу тебя на пиццу в один кабачок. Это, конечно, не ресторан "Четыре времени года", но что-то теплое в желудке тебе наверняка нужно.
