Ярослав Веров - Завхоз Вселенной
— Что ты делаешь? — закричал Посвящённый. — Не надо!
Игорёк представил то же самое для станции на другом полюсе.
— Сейчас проверим, кто здесь бессмертный, — сказал он, вернувшись к обычному зрению. — Волна быстро идёт.
Земля под ногами глухо загудела. Воздух внезапно вздрогнул, из-под ног взметнулась пыль. Высокий свистящий звук пронизал окрестности.
Вершины гор таяли, как восковые свечи, а над ними гигантской стеной вздымалась багрово-чёрная волна.
Древнейший Дом терял базовую планету в Реализации Шамаша. Искусственная, сконструированная гармония оказалась совершенно чуждой духу абсолютного бессмертного, который, как ни крути, был хорошим композитором. Вряд ли шумерские Реализованные знали слова Шаляпина: «Он играет ноты, а надо играть музыку».
Пока он не приступил к акциям космического масштаба, оставалось одно — исторгнуть бессмертного обратно на Землю.
12
На Земле была всё та же скамейка у воды, сырой, студёный ветер да смутный свет фонаря. Мрачный, одинокий и озябший сидел там Игорёк и мысленно прощался с Иштар. «Прощай, богиня. Как-то мы с тобой не поняли друг друга. А ведь всё могло сложиться по-другому. Ведь могла ты быть честнее и милосерднее. Жаль». Может, Землю Шамаша уничтожил он только из-за обиды. Может, ничем не виноваты обитавшие там души, разве только тем, что выбрали такое посмертие. Может, лакуны-чистилища, как говорил Старый Айк, есть нужные и наиполезнейшие места. Может быть, не стоило и не стоит ему влезать в надмировую механику. А ещё лучше — не быть вовсе, нигде не быть, освободить мир от своего присутствия. Тело сдать завхозу…
Ну, во-первых, этому завхозу из преисподней — шиш. Во-вторых, если бы не настойчивый Хомоед, отирался бы он, к примеру, среди дерзновенных сантехников и вскрывал вместе с пионерами Европу от льда. Одно тонкое тело медленно распадалось бы на части до состояния плесени, а другое, так же не спеша, выгорало в костре замечательного существа, правильного уже тем, что не станешь ему перечить. Ну а физическое в виде белковой матрицы досталось бы какому-нибудь бесталанному ничтожеству.
Одно было по-своему приятно: чувство нечеловеческого одиночества, чуть ли не космического. Куда там одиночеству среди людей — он один среди надмировых сил, практически равный им, но бесконечно чужой. Как тень среди мириад блистающих светил. Тень, размером с небо. Небо без звёзд.
И по-прежнему немилосердно хотелось кушать.
Народу в столовой было совсем мало. И так было грустно на них смотреть — всего лишь людей, маленьких существ большой Вселенной. И видел он их как на ладони, их суть. Энергично уплетающий плов мужчина — воришка, казнокрад, при всей его ухватистости и разворотливости всё же ближе к животным, чем к людям. Дама надменного вида — ранимое, в общем-то, существо, патологически завистливое и ревнивое к успехам своих подруг. Скромный молодой человек — убийца. И вместе с тем, воришка — серьёзный государственный человек, а дама — кроткая жена, ну а молодой человек — большая в будущем величина российской дипломатии, если преступление не откроется.
А вот этот уходящий из бренного мира старик — человек интересный. Прямодушный, честный. Остальным и сотой доли не пережить того, чего довелось ему нахлебаться.
— Можно? — осведомился Игорёк, отодвигая стул.
— Садись, сынок, — ответил старик.
Он окинул взглядом Игорька и спросил:
— Воевал?
— Немного. В Ираке.
— В Ираке, значит. Это когда?
— Недавно.
— Наградили, значит, отдыхом в «Кремле»? — усмехнулся «дед». — Тебя как звать, сынок?
— Игорем.
— Меня можешь называть генералом. Да, война. Ушёл я пацаном, а вернулся капитаном. С двумя осколками. Говорят, война — мать родна. Та была мачехой. Всех нас покалечила. Что-то нарушила в нас. После войны остался в армии, до генерал-майора дослужился. Укреплял обороноспособность государства. А государство — пшик, и нету. Тебя по заданию посылали, сынок, или сам, по велению сердца?
— По заданию.
— Это хорошо. Развелось сейчас любителей крови. Видел таких? Ясное дело — видел. На войну даже из патриотических чувств идти нельзя. Чувства — слабый помощник. До первой пули. Чирикнет у виска — и все чувства померли. Только страх остаётся. Бывали дни, что зубы у меня стучали так, что два дня идут бои — два дня лязгаешь, неделю — значит, неделю. Без страха воевать нельзя. И ещё, чем опаснее, тем больше отупение. Все тупые были. От командира до солдата. Потому что война, да ещё такая — нечеловеческое дело. А что сейчас? Театр, а не война. Цирк. Ты тех хвалёных американских рейнджеров видел?
— Как вас, — ответил Игорёк.
— И что, скажешь — солдаты?
— Выглядят браво.
— А на настоящей войне должны выглядеть, как дерьмо. На настоящей войне не до бравой осанки. О жратве думаешь, да о том, как бы отоспаться. Хреново знаешь кому?
— Кому?
— Младшему командному составу. Кому в атаку ходить. Отупение страшное, а надо что-то решать. Солдат пожрал, покурил и доволен, что его не трогают. А ты должен бдеть. Ну, спасибо, — генерал поднялся. — Уважил старика беседой. Вот уезжаю, машина уже ждёт.
— Не подбросите в город? — спросил Игорёк, уже видя наперёд, что «дед» согласится.
— Могу подбросить. Как поешь, подходи к парковке, боец. Без долгих сборов.
Игорёк кивнул и занялся вплотную ужином.
В стёкла генеральской «Волги» хлестали косые струи дождя. Немолодой водитель был неразговорчив и не любитель быстрой езды. Машина неторопливо ползла по просёлочной дороге, выбираясь на Подушкинское шоссе. Генерал интересовался ситуацией в Ираке, деликатно обходя вопрос, чем именно там занимался Игорёк. Ничего нового, что не было бы известно из телепрограмм, Игорёк сообщить не мог.
— А в санатории, значит, не добыл? — заключил «дед».
— Не добыл, — переставил ударение Игорёк.
— Барвиху композиторы не жаловали. Вот глава союза композиторов Тихон Хренников прямо в пижаме спасался бегством, на заднем сиденье машины схоронившись. А военные «Кремль» уважают. Георгий Константинович здесь писал свои мемуары. Читал?
— Нет, — бесстрастно сказал Игорёк.
— Военный человек должен читать маршала Жукова.
— Я ближе к композиторам, чем к военным.
— В Ираке, наверно, симфонии сочинял. Может ты — новая формация, как там их — военные хакеры? Электронная разведка? Их ещё «клавишниками» называют. — Не дождавшись ответа, спросил: — А сейчас чего с места сорвался?
