Елена Хаецкая - Космическая тетушка
– Вот ведь геккон, – вздохнул толстяк. – А меня сюда двое запихивали.
Я быстро сунул громиле планшетку.
– Вбейте номер и имя. Я все передам.
Он взял и принялся, с трудом попадая по кнопочкам, что-то писать.
Бугго вылупилась на свободу, встряхнулась всеми своими лохмотьями, точно перьями, и смешливо сощурилась на няньку:
– Ну и разжирела ты, оказывается, Тагле! – сказала она.
Нянька надвинулась на Бугго, обхватила ее за острые плечи и прижала к себе – точно намереваясь погрузить угловатое тело Бугго в свои могучие телеса.
Громила ткнул меня через решетку планшеткой в бок и поплелся на свое прежнее место, где валялись ненужные кругляши. Отец расписался на прощание в гигантском гроссбухе, я черкнул подпись вслед за ним, и мы вчетвером покинули помещение.
Теперь я сидел в машине рядом с отцом, а Бугго и нянька устроились сзади. Отец стремительно гнал прочь от следственной тюрьмы, а я тем временем вынул из кармана планшетку, чтобы выключить ее, – иначе можно случайно испортить последние данные. В окошечке тускло светилось: «Мамаша послала за араком». Никаких других сведений там не содержалось.
– Втемяшилась ему эта мамаша с араком! – сказал я.
Бугго хихикнула с заднего сиденья.
– Хороший парень, кстати. Даже не заметил, что я передергиваю в кругляши. Я его завтра сама выкуплю.
– Нет, – не оборачиваясь, сказал отец.
Бугго фальшиво просвистела какой-то куплетик.
– Ты больше шагу из дома не ступишь без надлежащей охраны, – продолжал папа.
– Шестьсот экю жалко? – осведомилась Бугго.
– Нет, – сказал отец.
– Может быть, тебе этих гадов жалко, которых я порезала? – Бугго подалась вперед, напряглась, нацелила плечо папе в спину. – Знаешь, что они сделали?
– Бугго, – сказал отец, – все будет по-моему. Закончим на этом, хорошо?
Бугго сжала губы и замолчала.
* * *Проснувшись, я прислушался к своей комнате и понял, что оттуда исчез звук, без которого я не представлял моей жизни: нянькино сонное сопение. Было еще очень рано – судя по бледности неуверенного света в окне. Рассвет только-только надрезал горизонт за нашим садом, и солнце колебалось под лезвием, словно опасаясь поранить круглые края.
Но нянька куда-то уже ушла.
Я выбрался из постели, завернулся в одеяло и потерянно побрел по коридору. Сам не знаю, почему я ощутил в тот миг такое невероятное одиночество. Нянькино отсутствие предательски явило мою отдельность от всего, что представлялось доселе частью Великого Меня: дом и сад, приживалы и родственники, кентавры и собаки, предки и книги… Теоретически я знал, конечно, что любой из них обладает самостоятельным бытием, но на практике никто из них в полной мере не осуществлял этой свободы. Они послушно оставались составляющими моей жизни.
Я тащился, туго кутаясь в одеяло, как будто боялся окончательно развалиться на куски и только таким способом мог еще хоть как-то уберечь остатки былой цельности. Все, конечно, в доме спали.
Кроме тетки. Я увидел полоску света в щель под ее дверью и побежал скорее туда. После вчерашнего происшествия мне почему-то представлялась Бугго в арестантской рубахе. Оскалив зубы, она яростно перепиливает тюремную решетку.
Я подбежал и подергал дверь. После некоторого колебания она открылась. Бугго, вполне мирная, в пушистом ночном одеянии, которое заканчивалось беленькой опушкой над ее коленками, босая, стояла передо мной и весело щурилась.
– Тетя Бугго, – выпалил я, – а ты не знаешь, куда подевалась моя нянька?
– Я так и знала, что без ее храпа ты проснешься, – она сморщила нос. – Ничего не поделаешь. Я отправила ее с поручением.
– Какая ты все-таки! – сказал я по-девчонски, чтобы тетя лучше осознала всю глубину моей обиды. Я не раз слышал, как мои сестры подобным образом выражают свое полное разочарование друг в друге.
Тетя сказала:
– Раз уж ты здесь, выпьем молока с сахаром!
И взялась за липкий молочник, стоявший на ее рабочем столе в опасной близости к планшеткам и бумагам, связанным в пачки посередине – точно пойманные зверьки с ленточкой поперек живота.
– Отец ведь предлагал тебе взять собственную прислугу! – сказал я, хлебая горячее сладкое молоко. Ощущение цельности постепенно восстанавливалось во мне – как будто все дело заключалось именно в горячем молоке.
– Собственная прислуга, которую он мне подсунул, – это кошмар, – объявила Бугго. – Глупая болтливая девка. Я надавала ей по щекам и выставила вон.
– Это потому, что ты офицер, – сказал я. – И привыкла к денщикам.
– Отродясь не имела! – объявила Бугго.
– Почему бы тебе не взять в услужение какого-нибудь из дедушкиных старичков? – продолжал я вдохновенно. Мне представлялось, что я нашел решение очень важной проблемы.
– Все ветераны – невыносимые зануды, – объявила тетя Бугго. – Нет хуже денщика-резонера. Лучше я время от времени буду одалживать у тебя няньку. Все-таки она – мой боевой товарищ.
Я вдруг зевнул и понял, что окончательно успокоился.
– А куда ты ее отправила?
– В следственную тюрьму, куда же еще, – Бугго удивилась моей недогадливости. – С письмом, взяткой и суммой штрафа. Нужно же выручать этого… которого мамаша послала за араком.
Мы переглянулись и расхохотались. Теперь мир вокруг меня восстановился, и самым близким, самым чудесным человеком в этом мире по-прежнему была моя тетя Бугго.
– Я так и не понял, – сказал я, блаженно потягиваясь (горячее молоко звонко булькнуло у меня в животе). – Как ты там оказалась?
– За поножовщину, ты же видел.
– Да, но…
Бугго сжала губы.
– Один в лазарете, в тяжелом состоянии. Второй, к несчастью, почти цел.
– Это которого ты башмаком ударила?
Она кивнула. Помолчав (о, какое это было густое молчание!) добавила:
– Они предатели. – И пожаловалась, точно кукла, беспомощно: – Знаешь, как это больно, как обидно!
– Но почему они тебя предали?
Она вздохнула:
– Из-за денег. Им нужны были деньги! Они ничего не могли, ничего из себя не представляли, а я им поверила…
– Я все равно не понял, – сказал я, вмешиваясь в неистовый поток чувств, захлестнувших мою тетку. – А что они тебе обещали за твои деньги?
Она посмотрела на меня так, словно я был изъяном в атомном генераторе.
– Сфальсифицировать кое-какие улики, что же еще, – сказала наконец Бугго. – Не догадался? (Я помотал головой). Выпустили только меня! Меня одну! Моя команда арестована, «Ласточку» попытаются конфисковать…
– За что? – спросил я как человек, которому терять уже нечего.
– За контрабанду оружия, – ответила Бугго точно таким же тоном.
