Владимир Брагин - В Стране Дремучих Трав
Первичное орудие — ручной топор, или рубило, грубо обитый камень, лук, стрелы — все это никак не связывается с «техникой» в мире животных.
В конспекте Думчев рассказывает, как насекомое тащит, толкает, передвигает груз, во много раз превышающий вес его тела. Он говорит о роющих, скребущих, режущих, хватающих приспособлениях насекомых. Вот это, пожалуй, интересно…
Я читаю дальше — о выносливости насекомых.
Обитатели Страны Дремучих Трав могут жить без пищи месяцами, замирать на годы. Паук-крестовик ткет свою паутину длиной семьдесят два метра, не принимая никакой пищи, а если добыча не попадается в эту сеть, он плетет в другом месте новую.
Грустно и тяжело читать этот конспект будущего труда Думчева, — труда, на который уже потрачены десятки лет жизни в Стране Дремучих Трав и еще уйдут годы и годы. Вот настанет час — труд будет закончен, и станет тогда ясно: в основе его лежит идея совершенно произвольная, случайная и просто смешная: «Человек, учись технике у насекомого!»
Все советы и «откровения» Думчева запоздали!
Конспект заканчивался таким же необычным обращением, как и начинался:
«Ученые! Не на папирусах и не на пергаментах вы сегодня пишете свои труды, а на бумаге из древесной массы. Не забывайте: бумажные осы подсказали человечеству, что бумагу можно готовить из древесных волокон. И с этого дня великая экономия в расходовании средств на бумагу многократно увеличила распространение науки и знаний».
Неожиданный визит
Как! Все тайны Страны Дремучих Трав, покровы с которых сорвал Думчев, все загадки инстинктов обитателей этой страны, которые он разгадал, все открытия, которые он сделал, все это предстало предо мной в виде убогого перечня на тему: «Человек, учись технике у насекомых»?
Что случилось? Я видел, как много Думчев открыл, изобрел в Стране Дремучих Трав. Я сам убедился, что много нового он может сказать людям. Я был свидетелем, как подчинил он разуму человека инстинкты обитателей этой страны. И все это словно исчезло. В своем конспекте Думчев — покорный раб каких-то случайных знаний. Я вспоминаю смятение его, когда он мне сказал: «Тысячи вариантов конспекта у меня в голове, и все одинаково важны». И он все откладывал, откладывал… Не сумел отличить главного от второстепенного. И не Думчев выбрал проект, а один из проектов — самый случайный — овладел воображением Думчева, покорил его.
Видно, все дело в том, что е дни одиночества в Стране Дремучих Трав Думчев тысячи и тысячи раз готовился к разговору с людьми и создавал в своем воображении проекты, варианты, новые и новые редакции этого разговора. И вот невысказанные варианты и варианты вариантов множились, стали душить его. Чем больше он молчал, тем меньше мог разобраться и отобрать главное, что нашел в Стране Трав. Все открытия и наблюдения были ему одинаково дороги и значительны.
Варианты подчинили себе мысль человека.
И вот вместо хватающей за душу симфонии мы слышим несколько бессвязных тактов.
«Конспект ошибок»! Я написал эти слова на обложке рукописи Думчева.
Горечь! Грусть!
Довольно! Пора уезжать! Я начал снова укладывать чемодан. Конечно, Думчев — бесстрашный путешественник по неизвестной стране — сам заблудился в дремучем лесу своих находок, открытий, замыслов и предположений.
Вот уже вечереет… Не закрылась ли библиотека? Надо успеть сдать книги. Переложу вещи потом.
Я вышел из гостиницы, а рукопись оставил на столе.
Рассеянность? Недосмотр? Поспешность? Не все ли равно? Но беда случилась только потому, что конспект со своими пометками я оставил на столе, а сам ушел в библиотеку.
Чуть моросил дождик. Людей на улице не было видно. Небо заволокло густыми серыми облаками. Было сыро и ветрено. Безотрадные, унылые мысли не оставляли меня.
Что я напишу Думчеву из Москвы? Сдать его рукопись в редакцию? Но в пей нет открытий. Ах, зачем я, не подумав, в горячем порыве сердца обнадежил, воодушевил Думчева? Зачем вызвался отвезти в журнал его заявку? Думчев мне поверил. Он верит, что перевернет науку своими открытиями. А рукопись из редакции ему вернут. Может быть, напишут: «У вас есть интересные сопоставления форм инстинкта в мире насекомых с техникой, создаваемой умом человека. Вместо того чтобы открывать давно открытое, напишите увлекательную книжку для детей».
Я вспомнил рассказ одного писателя о старике с большой седой головой и лицом цвета пергамента. Этот старик когда-то бродил по захолустному городку и десятки лет пытался всем доказать, что он открыл какие-то совсем новые приемы и методы исчислений. Но его никто не слушал. Однажды приезжий студент-математик взял его записи и увидел, что старик «открыл» давным-давно открытую таблицу логарифмов.
Старик не без труда убедился в правильности слов студента. Долго благодарил его и ушел к себе домой. В тот же день его нашли мертвым. Вот история старика.
Было уже совсем темно. Я сдал книги и вышел из библиотеки. Низкие тучи висели на небе. Одинокими показались мне огни фонарей на улице.
С грустным чувством спускался я с высокого мокрого, скользкого крыльца библиотеки. До гостиницы оставалось пройти квартала два и переулок. Потом я узнал; в этот же час Думчев спешил ко мне — спешил радостный и счастливый. Но мы разминулись.
Думчев не застал меня в гостинице. И случилось то, чего я не ждал и не предполагал.
От Булай я узнал все, что произошло с Думчевым в этот день.
После обеда Сергей Сергеевич, сопровождаемый, как обычно, Полиной Александровной, вышел из дома и, проходя мимо нового здания школы, остановился. Сюда подъехала грузовая машина, свежевыкрашенная, убранная ветками зелени. На крыльцо выбежали ребята с веселыми криками, шумным смехом:
— За нами приехали! За нами! В поход!
И на лице Булай, когда она рассказывала об этом, выразилось крайнее недоумение:
— Почему Сергей Сергеевич остановился? Все смотрит, смотрит и не может насмотреться. Точно никогда не видел, как пионеры уезжают в лагеря.
Тут надо сказать, что Полина Александровна так еще и не узнала, откуда прибыл Сергей Сергеевич. Она не хотела тревожить его расспросами. А я так и не успел и не знал, как ей рассказать об этом.
Сергей Сергеевич увидел, как высокая белокурая девушка спустилась с крыльца и скомандовала:
— Смирно! К выносу знамени приготовьсь!
И, когда мимо затихших ребят, быстро построившихся в линейку и взметнувших руки в салюте, под звуки двух фанфар и маленького барабана стали проносить знамя, трепещущее красное знамя с золотыми буквами, лицо Сергея Сергеевича выражало почти восторг.
Он вглядывался в глаза ребят — серые, голубые, карие, черные глаза, такие лучистые, бойкие, блестящие. Эти глаза гордо и строго провожали свое пионерское знамя.
