Дмитрий Раскин - Судьба и другие аттракционы (сборник)
А те, кто в состоянии воскресить человека, умершего десять лет назад этак примерно в двух тысячах километрах отсюда, — могут всё.
Думала ли она, что ей придется защищать непросветленность жизни, от чьей невнятицы, бездарности, от чьих всегдашних смыслов, правоты и самодовольства она пыталась бежать и, в конце концов, добежала до этого отеля с карусельками и «синтезаторами»?!
Но чем страшно их добро? Тем, что мы не понимаем его источника, что находится за рамками наших причинно-следственных связей? Арбов сказал бы, да здравствуют новые связи? Вряд ли. Ему так же страшно, как и ей. Просто его страх есть страх человека открытого, предвкушающего, ее же страх иной… Ее правота иная.
Ну а что мировая сенсация? Управляющий и те, кто с ним, спокойненько себе пересидят, подождут, когда уляжется. Уфологов, охотников за привидениями отправят по ложному следу. К тому же мировые сенсации давно уж подверглись инфляции. На каждом канале раз в неделю мировая сенсация. Может, про этот отель что-нибудь уже и было? Она всегда, когда начиналась подобная дребедень, просто переключала канал.
По коридору отеля ей навстречу Ветфельд.
— Добрый вечер, Лидия. Я вас искал. Одну минутку, пожалуйста.
Он заскочил в свой номер. Лидия ждала, приготовив на всякий случай электрошокер, держала за спиной.
— Вот. — Перед ней снова Ветфельд. — Вы забыли сегодня, оставили на столе после завтрака.
Он вручил ей ее файловую папку.
— И вы даже не… — тупо спросила Лидия, изобразив жестом перелистывание.
— Как вы могли подумать? — обиделся Ветфельд.
30
К ужину Арбов вывез отца в кресле-качалке. Лидия и Ветфельд тактично ничего не заметили. Отец Арбова добросовестно пытался есть, но у него уже не получалось. Разговор за ужином был настолько натянутый… И Арбову, и Лидии, и Ветфельду было стыдно за то, что они вот останутся, продолжат жить. Борис Арбов понял их и делал вид, что не понимает. В конце концов не выдержал, сказал: «извините». После чего поддерживать прежний разговор или же начать ему сочувствовать — все было бы глупо и пошло.
Когда официант убрал посуду, отец Арбова сказал:
— Я, получается, что пришел попрощаться. Завтра я, по всему судя, уже не встану, а как пойдет, — он попытался подобрать слово, — возвращение, я не знаю. Управляющего спрашивал, он тоже не знает, вот я и решил сейчас… Что же, очень приятно было с вами, — Борис Арбов попытался сменить тональность, — но нельзя же слишком долго нарушать естественные законы, пора и честь знать, — ему стало стыдно за эту браваду. — Если честно, мне страшно. Но это какой-то другой страх, то есть уже не страх перед неизвестностью, хотя в тот, первый раз его не было, я же умирал вне сознания. — Сказал Арбову. — Видишь, «ручка» у «синтезатора» так и не выросла.
— Еще есть время. — Попытался Арбов. Подхлестнул себя. — Еще есть.
Отец Арбова скептически улыбнулся, ответил Арбову (тот не видит его лица, потому что стоит сейчас за спинкой кресла-качалки.):
— Да-да, как знать. — И вдруг: — Если бы ты действительно оказался прав!
Лидия подошла к его креслу, взяла тонкую, как бумажный лист, ладошку Бориса Арбова в свою, боялась пожать.
— Борис… Борис Михайлович! — замолчала.
— Если каруселька не повезла тебя, — сказал ей отец Арбова, — если «синтезатор добра» так ничего для тебя и не синтезировал — в этом смысл. То есть ты не зря приехала. Да ты и сама это знаешь.
— Смысл? Вы знаете какой?
— Нет.
— А я еще два часа назад считала, что знаю.
— Но он будет самым главным для тебя. Попытайся. Даже, если он окажется беспощадным. Неприподъемным.
— Вы считаете, лучше знать?
— Лучше ли, хуже — какая разница. Понять . Здесь нет выбора. Это не ради счастья, но чтобы сойти с круга, ну, и все такое. — Оборвал свою речь Борис Арбов. — Видишь, как… поучаю, призываю к тому, с чем не справился сам, не хватило мужества, да? — усмехнулся, — или же просто времени.
Подошел Ветфельд, осторожно пожал руку, ему хотелось обнять, но он застеснялся.
— То, для чего я ехал сюда… не сбылось, аттракционы мне не помогли, но я узнал вас… быть может, это не менее важно.
Лидия бросила на Ветфельда настолько ненавидящий взгляд.
— Я говорю лишнее, да? — Ветфельд так понял ее.
— Курт преувеличивает, — примиряюще сказал Лидии отец Арбова. — Но я рад, что… не навредил вам. Ведь никто ж не знал, как всё это получится, правда?
Они не заметили, как подошел управляющий.
— Спасибо, — пожал, точнее, подал ему руку Борис Арбов. — Я так и не понял, для чего сделали это со мной ваши агрегаты, но не суть.
— Я тоже не понял, — ответил управляющий. — Видимо, действительно, что-то есть такое, что важнее или же глубже любого «для чего». Я всегда догадывался.
Отец Арбова жестом попросил его наклониться, прошептал на ухо:
— Будет боль? Я буду страдать?
Управляющий тут же выпрямился.
— Да-да, вы не знаете, — извинился отец Арбова, — я понимаю.
Снова жестом попросил его нагнуться, снова на ухо, но у него получилось вдруг громко:
— То счастье, что не связано, во всяком случае, напрочь с воплощением мечты, исполнением желания, почему вы не можете дать им его?
Лидия нагнала управляющего сразу же, как он вышел из зала ресторанчика, в коридоре.
— Управляющий, Арсений, впрочем, не важно. Я понимаю, что есть законы, которые даже ваша аппаратура не может нарушать или не может нарушать долго, но…
— Что вам угодно? — перебил ее управляющий.
— Можно мне вместо Бориса Арбова?
— То есть? — опешил управляющий, но взяв себя в руки, начал:
— Вы, кажется, намереваетесь стать современной Алкестой? Надо полагать, сейчас начнется декламация. Если вы, Лидия, не готовы наизусть, у нас в библиотеке есть текст, я распоряжусь, вам принесут в номер.
— Я хочу стать «ручкой» от вашего «синтезатора добра», — не дослушала его Лидия. — Той самой, что пока что так и не выросла. Вы же, в случае ее появления, обещали повернуть ее в нужную сторону.
— Так вы еще и подслушиваете?! Если б мы знали на стадии отбора.
— Я хочу, чтобы Борис Арбов был! — сказала Лидия.
— Я тоже этого хотел бы. Вы сейчас под впечатлением минуты, пусть это лучшая ваша минута, но вы не знаете, как слово ваше отзовется в этих стенах, и я не знаю. Вы понимаете, чем рискуете? — перевел дыхание. — Лидия, неужели вы так пытаетесь перепрыгнуть через отсутствие смысла?
Уже у себя в номере она поняла: отказавшись совершить эту мену , аттракцион войдет в ступор, потому что он по своей сути должен умножать добро, служить умножению, а он отказался. Согласившись за-ради умножения добра взять Лидию вместо отца Арбова, он вступает в противоречие с собственной сутью и ломается, перегорает. Вот! Ее шанс победить сверхцивилизацию, сорвать этот их эксперимент, идущий третий век уже как, защитить человечество от Контакта, от навязанного добра, ненавязчивого его улучшения садовником из дальнего космоса. Она нашла!
