KnigaRead.com/

Михаил Савеличев - Иероглиф

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Михаил Савеличев, "Иероглиф" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Пространства-времени нет, и поэтому я мгновенно оказываюсь там, куда инстинктивно влечет меня тугой комок боли и начинающего подавать признаки жизни ужаса, питаемого не столько жутким видом искалеченной руки, сколько обилием изливаемой разгрызенными венами крови — моя кисть словно окутана горячей алой бархатной перчаткой, которая продолжает раскаляться, и мои примитивные инстинкты играют на примитивном противопоставлении — боль и счастье, горячее и холодное. Повинуясь миру волшебства, где нет трагического разрыва между идеей и воплощением, на руку обрушиваются водопады ледяной воды, которые поначалу ввинчивают болевой шуруп по самую шляпку в начинающую было утихать рану, отчего по руке проходит сильнейший электрический разряд, мышцы немеют, скрипят зубы, а тот клочок мира, доступный еще восприятию моих глаз, сужается, сворачивается, щелкает, словно лепестковая диафрагма, и я отключаюсь от всего, в том числе и от счастливой боли. Вода лечит. Новая экспозиция — я открываю глаза и вновь вижу свою руку, которая все так же ужасна, но падающий, заливающий ее поток воды вносит в это живое пособие по травматологии некие эстетические черты. Хрустальная нить, появляющаяся из небытия, которое царит за пределами моего мирка, медленно-медленно, переливаясь и подрагивая от возникающих в ее глубине волн, опускается на кровавое озерцо, собравшееся в искусственной каверне, без особого следа пробивая тончайшую, подсохшую пленку, и исчезает в глубине, вызвав только небольшое волнение на поверхности, и на мгновение, поспешно растягивающееся в несколько минут жадного любопытства, устанавливается равновесие, опровергающее все законы физики и просто здравого смысла.

Нить набирает объем и силу, утолщаясь и вызывая своим падением все более высокие волны расходящихся кругов, но озеро не выходит из берегов, как будто где-то с другой стороны на ладони у меня есть дырка, из которой и вытекает излишек. Мои ощущения опровергают предположение, а локальный катаклизм подтверждает их экспериментально. Как-то внезапно вязкая красная поверхность вспучивается, покрывается вязью трещин, сквозь которые начинают просачиваться и надуваться багровые жемчужинки, нанизанные на эфемерные нити, поначалу редко, а потом расплываясь, надуваясь, сливаются кругленькими бочками, приобретая полное сходство с жемчугом, чей перламутр когда-то окрасился в красный цвет. Внутреннее давление продолжает нарастать, и озеро взрывается, расплескивается плотным дождем прозрачных и алых капель, усеявших кожу мозаикой воды и крови, уцепившихся за ее неровности и волоски, а озеро захлестывает изорванные берега мышц и эпидермиса, и начинает наступать на окружающую сушу, cметая дрожащие капельки первоначального выброcа, вбирает их, смешивает и выносит на покатый край эуки и начинает спадать оттуда сначала густо-рубиновым, а потом розовеющим водопадом. Крови становится все меньше, она не то чтобы иссякает или усмиряет свое извержение из шевелящихся сосудов, но воды прибывает так много, что она подавляет, перекрывает ее, и со временем можно рассмотреть только тонкие, обрывистые ниточки в толще хрусталя, извивающиеся, как живые червячки.

Болт с хрустом выворачивается из руки, порождая при каждом повороте резкую боль, сравнимую по величине с пиком, ввергнувшим меня в бессознательное состояние, но слишком короткую по времени, чтобы еще раз повторить это. Я почти вижу это большое ржавое железное тело с толстой спиралью и огромной шляпкой, покрытой царапинами и вмятинами, куда отвертка срывалась из предназначенного для нее паза, и в противовес сужающейся спирали нарезки, мир вокруг меня начинает расширяться, время ускоряется, вода теряет вязкую хрустальную прозрачность, мелкие дефекты в ней в виде мельчайших пузырьков воздуха разрастаются серыми метастазами, и она превращается в обычную водопроводную жидкость, пованивающую хлоркой и ржавчиной, глаза начинают различать, кроме болящей руки, какой-то белый фон, в котором проявляются неровные квадраты кафеля, краснота ржавчины около водяного стока, сама ванна, чья белизна на поверку таковой не оказывается, а становится неухоженной желтизной облупленной местами эмали, в уголке глаз прорастает сначала блестящая никелированная труба, тут же покрывающаяся мутью ржавчины и помятостей, словно постарев за секунду, потом появляются уродливые набалдашники кранов горячей и холодной воды, которые неотличимы по цвету, но здорово различаются по степени использования — холодный поблескивает от многочисленных касаний руки, а красный закис в бездействии. Вместе со зрением возвращается…

Глава 8. День рождения

Цветы упорно шевелились в туго перетянутом бечевкой пакете, все еще не оставляя попыток выбраться на волю, разорвав хотя бы плотную бумагу, подобранную Максимом около почты, на которой охранился полустершийся адрес неизвестного города в неизвестной стране. Максиму пришлось пойти на такой шаг, то есть вылезти из машины около громадой воронки, больше напоминавшей метеоритный кратер, с идеально гладкими стенами и красивейшими слоями города и самой почвы — черного асфальта, cерой щебенки, седого железа проводов и труб подземных коммуникаций, опять же черной земли, Толькo, в отличие от асфальта, выделяющейся ноздреватостью, намекавшей на сохранившиеся в ней слабые признаки жизни, еще не окончательно уничтоженные громадным прессом мегаполиса, красной глины, белого песка и каких-то фиолетовых, серебристых, опаловых толстых и тонких слоев неопределимой природы, сходящихся в невообразимой глубине в единую точку и не нарушаемых ни камешком, ни кирпичиком, которые теоретически должны были бы остался после того, как в здание Главпочтамта — пятиэтажный неповоротливый бегемот с уродливыми фальшивыми колоннами, полукруглыми окнами казематного типа, узенькими балкончиками с красивыми витыми решетками, вляпанными туда из какого-то другого, действительно старинного и со вкусом построенного здания, с постоянно кипящей внутри жизнью, выплескивающуюся от такого кипения в окна и широченные двери, которые могли открыть только не менее двух здоровых и упитанных мужчин, если упрутся в них могутными плечиками, попала какая-то сверхсекретная бомба, отчего архитектурный мутант испарился без следов в ослепительной вспышке, вместе с находившейся в нем жизнью и десятками метров почвы под ним. Выйдя под дождь и полюбовавшись на местную достопримечательность с поблескивающей в глубине лужей, еще не успевшей впитаться в землю и соединиться с грунтовыми водами, которые в один прекрасный день, как подозревал Максим, должны будут забить фонтаном из воронки, заполнить ее, превратив в естественный водоем, выйти из берегов и затопить лежащий ниже уровня моря район, он обошел ее по периметру и стал копаться в грудах бумажного мусора, сваленного здесь почтовыми грузовиками, которые еще много месяцев по привычке возили сюда на обработку почтовые отправления, посылки, бандероли и письма в никуда. В сухие деньки в этих местах полыхали громадные костры, подожженные, видимо, бомжами, накапливающими тепло перед холодным сезоном, сюда же ходили со всего города искать в посылках полезные для хозяйства вещи и продукты, здесь жили миллионы крыс, кошек и собак, использующие подручные средства для сооружения нор, гнезд и лежбищ, но все это нисколько не уменьшало размеров бумажной пирамиды, и невольно приходила мысль, что никакое это не порождение рук человеческих, а вполне вещественное и зримое символическое воплощение ада этого мира: бесполезная груда людского внимания, заботы, памяти, связей и надежд, всего того, с чем ассоциируется клочок бумаги с банальной, вкривь и вкось написанной плохим карандашом или почти исписанной ручкой фразой: «Здравствуйте, мои дорогие…» Впрочем, Максима это мало касалось — он, как и все, пришел сюда из чисто утилитарных соображений и не собирался здесь задерживаться дольше того срока, как его заметит какая-нибудь шибко умная крыса, голодная собака или одичавший завшивевший бомж, давно отвыкший от вида своих сородичей и питающийся всем, что двигается, например, теми же сородичами. Все эти мелочи не грозили его жизни, как утверждали бренчавшие под плащом автоматы и пистолеты, но убивать кого-либо, перед тем как идешь в гости к женщине, еще более пошло, чем напиваться, поэтому он достаточно миролюбиво распинал крыс, шугал подобранной палкой облезлых собак и угрожающе рыкнул на местного йетти, отчего тот шарахнулся от него, как от привидения, и лихо полез на вершину горы, скрывающуюся в низко нависающих дождевых тучах.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*