Александр Лукьянов - Старик с обочины
Молчание.
– Ага… ну, это и впрямь, не моё дело.
Хирург в изумлении уставился на Старика.
– Вот так-так! Антенна? -вопросил он. -Ну-у, знаешь ли… Суицидальные наклонности, клинический случай. Но всё равно, если жив останешься, приходи в депо. Приглашение остаётся в силе.
– Двигаем. -приказал Мирон. Караван направился к выходу.
Выхухоль
Неплохо они живут тут, сильно живут, я бы сказал. Устроились с умом. Даже тяжелые бревенчатые ворота соорудили. Мост подвесной к ним перекинули через ров. Два танка врыли по обе стороны ворот. Я на мосту оглянулся, помахал Кресту и Мохнатому. Они ответно вскинули руки. Парни чувствуют себя не в своей тарелке: мы уходим, а они остаются. Хотя, в чём им себя обвинять? Всё в норме. Я вот, к примеру, тоже толком не знаю, зачем пошёл со Стариком и где встретится то, что заставит меня остановиться. И если бы только… Да возьмите хотя бы Редьку: бросил ухоженную ферму, тоже подался черт-те куда. Забыл, что от добра добра не ищут? Не-е, мужики, что ни говорите, а от всей этой затеи отчетливо несёт какой-то чертовщиной. Хотя и говорят, что умопомешательство не заразно, но, похоже, мы что-то от Старика подцепили, когда он вернулся после лукьяновских приключений лысым, беззубым и с неуёмным сумасшедшим блеском в вечно прищуренных глазах.
Мирон приказал всем включить «ищейки».Правильно, одобряю, аномалий тут полно, американский детектор пропускает три из пяти, но об остальных сорока процентах всё-таки сообщает писком. Потом капитан вытащил две изогнутых уголком алюминиевых спирали, зажал в кулаках. Они тут же завертелись. И опять – молодец! Простенько и эффективно. Рамочки, конечно, могут обжечь ладони, но укажут на кое-какие ловушки. Ну, и о самом надёжном средстве обнаружения опасностей – камешках – не забыл, вон, полные карманы набиты.
За сорок минут мы преодолели триста метров до древнего деревянного моста через Норку. Трудно было представить, что в спокойной речной воде живут рыба или лягушки, да, что там – хотя бы кувшинки растут. Мирон предостерег: осторожно, тут скользко и во многих местах доски прогнили. Но ничего, перебрались. Когда замыкающий уже был на той стороне, в казавшейся безжизненной воде громко хлюпнуло, показалась огромная чешуйчатая башка, распахнула усеянную острейшими зубами пасть размером с чемодан и снова скрылась.
– Чем же такая тварюга питается? -поразился Бобёр.
– Бобрами. -мгновенно и совершенно серьёзно ответил Ушастый.
– Ящерица-выродок? -спросил Тихоня. -Дракон?
– Возможно. -сказал Старик. -Но не забывай об Усть-Хамском зоопарке. Вполне могло уцелеть что-то экзотическое и впоследствии мутировать.
Болото. Сырая, но вполне проходимая грунтовая дорога рассекающая его. Утрамбованная пятьдесят лет назад, а сейчас покрытая плотной и короткой синеватого цвета широколистой травой земля напоминает поролоновую губку, щедро пропитанную водой. И если бы не трава, можно было бы заметить, как следы сапог быстро заполняются влагой. Там, где участки болота чуть посуше, растут камыш и жёсткие тёмные кустики, напоминающие карликовые берёзки. С их корявых веток свисают диковинные зелёные перепутанные космы – должно быть, какой-то переродившийся до неузнаваемости мох. А там, где стоит вода, она непривычного изумрудного цвета, словно с добавкой железного купороса, и притом как будто подсвечена снизу. Цвет, конечно, красивый, но, вероятно, именно поэтому вода кажется мёртвой, так что желания заполнить ей фляги не возникает. Ряски и тины в болотной воде, кстати, тоже не видно. Вода стоит совершенно неподвижно, только время от времени из глубины на поверхность вырываются пузыри воздуха – то большие, будто под водой перевернули пустую кастрюлю, погружённую вверх дном, то россыпь мелких, словно из проколотого мяча.
Хоботяра
Останавливаемся перевести дух на сравнительно сухом пятачке, который выглядит вполне безобидным. Сидеть тут, понятно, нельзя, поэтому отдых относителен, но всё-таки десять минут без рюкзаков за спиной доставляют истинное наслаждение. Капитан Мирон пояснил, что чертежа болота составить невозможно: кочки, кусты и течения в нормальном болоте были бы незыблемыми ориентирами там, за стеной, но не здесь. Ручейки способны ни с того, ни с сего направляться, куда им заблагорассудиться. Кочки тонут, а посреди глубоких луж вырастают островки. Только дорога остаётся сама собой. В общем, болото ведёт себя подобно живому существу. Поневоле задумаешься, а может красновцы и правы: вдруг вся Зона – один организм?
Прислушиваюсь к разговору за спиной.
– Вот тебе косточка для интеллектуального обгладывания. -говорит Старик, держа ногу на весу и тщательно перематывая портянку. -Живые организмы в Зоне мутировали, мутируют и будут мутировать, так?
Тихоня согласно угукает.
– Чтобы уцелел и оставил потомство кто-то из мутировавших, должны действовать несколько факторов, насколько позволяет предположить моё убогое представление о биологии. Во-первых, для реализации мутаций требуется достаточно большой материал. Десятки миллионов особей. В Зоне же сотни хищников, тысячи травоядных, возможно десятки тысяч грызунов. Далековато до десятков миллионов, а? Одна достаточно глубокая неудачная мутация и – каюк целому виду. Вероятно так и произошло с многими живыми существами, оказавшимися в границах Зоны. Воробьёв, например, тут нет. Лошадей, коров – тоже. Но тогда как объяснить, что другое зверьё уцелело, мутировало в нечто невообразимое и великолепно приспособились к совершенно ненормальным условиям существования? Их-то уж никак не было больше, чем других животных. Во-вторых, результаты мутаций должны быть тем заметнее, чем больше сменилось поколений. Сотен и тысяч поколений! А сколько поколений в нашей Зоне потребовалось крысам, чтобы они за полвека распались на несколько совершенно новых биологических видов, лишь отдалённо напоминающих своих серых предков? То-то! Однако, есть среди живых существ такие, которые и по численности и по скорости размножения и по краткости жизни вполне подпадают под наши условия мутации. Насекомые, к примеру. Пиявки и червячки. А ещё те, кого в каждой луже – миллионы…
– Одноклеточные всякие. Амёбы-инфузории. -подхватывает Тихоня. -Бактерии.
– Вот-вот. -Старик с кряхтением натягивает сапог, притопывает, чавкнув грязью. -Здесь та-акое должно бы твориться, просто жуть. Тонны диковинного гнуса, невообразимого комарья и необычайных мух. Разновидностей одного гриппа – без счёта, дизентерий всяких, коклюшей и тифов разных – выше крыши. Но ничего подобного же нет. На «курорте» часто бывали инфекции?
