Юрий Брайдер - За веру, царя и социалистическое отечество
— Ну, смотри у меня… — Зряхин погрозил ему пальцем. — Икру на льду подашь, и лимончик к ней не забудь.
Когда официант удалился. Репьев флегматично молвил:
— Врет, шельма… Тут каждый третий косоглазый — китайский шпион. Купит себе родословную у бурята или якута, и ходит гоголем. Коренной россиянин! Поди разбери, какой он породы на самом деле. Давно пора закон о генетической экспертизе гражданства принять. Почему Дума с этим тянет?
— Уж больно закон несовершенный, — сказал Зряхин. — Я его проект читал. Невинные люди могут пострадать. Например, потомки тех китайцев, которые в сороковых годах прошлого века бежали к нам от преследования коммунистов.
— Как сюда прибежали, так пусть и обратно бегут. Обойдемся без них. — Из батареи бутылок, стоявших перед ним, Репьев выудил одну, еще не початую. — Выпейте пока моей водочки, если не брезгуете. Я вам в ликерную рюмку налью.
— С превеликим удовольствием.
Чокнувшись, они выпили, а потом закусили муссом из раковых шеек (Репьев от блюд стандартныx давно перешел к особенным).
Тем временем и заказ Зряхина подоспел. Tо, что не поместилось на основном столе, официант сгрузил на приставной.
— Я, как патриот, целиком и полностью поддерживаю бойкот китайских товаров. Но, как гурман, страдаю от отсутствия пекинских жареных уток, — вздохнул Репьев. — Ведь у нас их, откровенно говоря, готовить не умеют. Или недосолят, или на огне передержат, или специи не те положат. Конфуз получается, а не пекинская утка.
— Истинная правда! — поддержал его Зряхин. — Не дано нашим поварам постичь тонкости пекинской кухни. А все потому, что они душу в это дело не вкладывают. К халяве привыкли. Так и норовят словчить. Голову даю на отсечение, что это жаркое приготовлено не из глухаря, а из обыкновенной индейки. Разленился народ. Более того, разбаловался.
— Сия пагубная тенденция прослеживается во всех аспектах нашей нынешней жизни, — наливая себе коньяка в фужер, молвил Репьев. — Жаркое из фальшивого глухаря это еще куда ни шло. Я вам про другой случай расскажу, совершенно плачевный. Недавно в одном готовом для запуска космическом корабле государственная комиссия обнаружила сигаретный окурок. И не где-нибудь, а в святая святых — навигационном блоке! Прежде бы за такое по головке не погладили, а нынче сошло. Кого-то из наладчиков лишили премиальных, а главному инженеру проекта объявили устное замечание. Просто профанация какая-то!
— Законы пора ужесточить, — кивнул Зряхин. — Тут двух мнений быть не должно. Но сами понимаете — демократическое общество, парламентская форма правления, разделение функций власти. За что боролись, на то и напоролись. Левая оппозиция в Думе провалит любой законопроект, направленный на изменение существующего Уголовного кодекса. Вот если бы либералы объединились с кадетами, тогда совсем другое дело. Но боюсь, сие невозможно.
— Да, павлина и осла в одну упряжку не поставишь. — согласился Репьев.
— Впрочем, я полагаю, что следующие выборы все расставят по своим местам. Пора бы уже народу прозреть.
— Не забывайте о том. что выборы могут и не состояться в связи с введением военного положения. А до этого рукой подать! — Репьев для наглядности резко выбросил вперед правую руку, и едва не сбил цветочную вазу.
— Не преувеличивайте. — возразил Зряхин. — Думаю, и на этот раз все обойдется. Достаточно будет одних демонстраций. Да и результаты блокады должны сказаться. Поговаривают, что наши ударные авианосцы уже покинули места своего базирования.
— Покинуть-то они их покинули, но от Константинополя и Кенигсберга до Желтого моря дистанция немалая. Тем более что Суэцкий и Панамский каналы для пропуска таких махин не предназначены. Вокруг Африки придется идти. Крюк изрядный!
— Но атомные подлодки, по слухам, уже заняли позиции вблизи китайского побережья.
— А что толку? Не будет же атомный ракетоносец класса «Борис Савинков» гоняться за каждой джонкой. Полную блокаду столь протяженной береговой линии могут обеспечить только авианосцы. А их во Владивостоке, как назло, всего шесть штук. Причем один на ремонте, а два вынуждены постоянно патрулировать Японское море.
— Для человека свободной профессии у вас весьма глубокие познания в военном деле, — сказал 3ряхин. — Многое из того, что вы сейчас сообщили, неизвестно даже мне, журналисту с достаточно широкими связями.
— А вы посидите с мое в этом ресторане, еще и не такое узнаете. — Репьев лукаво подмигнул соседу. — Совсем недавно один полковник-танкист, выпивший не меньше литра водки, детально разъяснил мне план предполагаемого вторжения в Китай. План, между прочим, весьма любопытный. С изюминкой, так сказать. Противник ожидает главный удар с севера, из района Кяхты через пустыню Гоби, где заранее сосредоточивает свои силы. А удар будет нанесен с востока. Через реку Уссури и равнину Сунляо. Этим самым сразу отсекается вся Харбинская группировка, и дорога на Пекин открыта. Каково?
— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги… — с сомнением молвил Зряхин. — Уссури — река коварная. Одни плавни да болота.
— Все предусмотрено! — Репьев пьяно хохотнул. — Восемь понтонных полков скрытно переброшены в район Хабаровска. Еще шесть находятся на марше. С такой техникой можно Корейский пролив форсировать, а не то что Уссури.
— Вы бы потише говорили, — посоветовал Зряхин. — Время тревожное, еще в контрразведку загребут.
— Плевать на контрразведку! Пусть китайцы свои секреты прячут, а русскому человеку скрывать нечего. Здесь все все знают. Желаете убедиться? Эй, потомок Чингисхана! — Репьев подозвал официанта. — Послушай, любезный, я приятеля ожидаю. Служит он в Сорок девятом полку дальней авиации. Не прибыли еще эти соколы на ваш аэродром?
— Сорок девятый полк дальней авиации? — призадумался официант. — Вчера сели две эскадрильи штурмовиков. Сегодня должен прибыть Четырнадцатый транспортный полк… А вот про дальнюю авиацию ничего не слышно. Хотя их могли и в Иркутске посадить. Если хотите, я узнаю.
— Сделай одолжение. Заодно и водочки захвати.
Едва Зряхин с Репьевым успели выпить по одной рюмке, как официант был уже тут как тут.
— Полк, про который вы спрашивали, отправился прямиком на Сахалин. — доложил он. — Приятель ваш сейчас, наверное, на берегу пролива Лаперуза прохлаждается.
— Вот видите. — Репьев скриви: дурашливую гримасу. — А вы говорите: контрразведка! В контрразведке, между прочим, у нас служат милейшие люди, прекрасно понимающие особенности русской души. Они на многое смотрят сквозь пальцы. Да и как иначе? Если придерживаться буквы закона, придется пересажать половину офицерского корпуса, если не больше. Это ведь никаких тюрем не хватит! К чему такая чрезвычайная мера? Сегодня какой-нибудь капитан или полковник изрядно выпьет вот в таком заведении, наврет с три короба первому встречному, плюнет в официанта, набьет морду собутыльнику, вступит в связь с продажной женщиной, опоздает на боевое дежурство, то есть совершит деяния, влекущие за собой как уголовную, так и дисциплинарную ответственность. Зато завтра он слезно покается перед командирами и товарищами, будет терзаться муками совести, а в боевой обстановке покажет чудеса героизма, стойкости и самопожертвования. Такая у него натура, ничего не поделаешь. Ее за тысячу лет ни Европа, ни Азия переломить не смогли. Вы со мной согласны?
