Джордж Мартин - Туз в трудном положении
– Он натравил Маки на Проныру! – возразил Джей.
– И он приказал Страннице (Oddity) забрать и уничтожить уличающий его пиджак. Совершенно определенно. Когда он узнал о смерти Кристалис, то принял меры к тому, чтобы себя обезопасить. Но он не имел отношения к этой смерти. – Тахион положил руку Джею на плечо. – Извини, друг.
– Тогда кто это сделал? – вопросил Джей.
– Нам сейчас не до этого, – раздраженно вмешался Хирам. – Она умерла, и ничто не…
– Тихо! – потребовал Джей.
На экране поплыло объявление об экстренном сообщении.
– Новая трагедия на съезде, – трагически вещал диктор. – Сенатор Хартманн не пострадал, повторяю: не пострадал. Однако, по сведениям из надежных источников, во время попытки добраться до сенатора убийца-туз унес жизни двух людей. Мы еще не получили официального подтверждения, но частные источники указывают на то, что жертвами убийцы стали прикрепленный к сенатору Хартманну агент Секретной службы Алекс Джеймс. – На экране появилась фотография убитого, застыв над плечом диктора, – и глава калифорнийских сторонников Хартманна туз Джек Браун. Неоднозначная фигура, Браун, играл главные роли в нескольких кинофильмах и Тарзана в одноименном телесериале, был хорошо известен многим как Золотой Мальчик. Его считали самым сильным человеком на свете. Впервые Браун привлек к себе внимание…
На экране появилась фотография Джека. Диктор все бубнил и бубнил. Джек был снят в старой полевой форме со смущенной улыбкой, окруженный золотым сиянием. Он казался юным, полным жизни, непобедимым.
– Ох, Джек! – прошептал Тахион.
Тридцать лет он молился, чтобы Джек умер. Даже позволял себе строить планы, погрузившись в гневные пьяные грезы. И вот эта смерть свершилась – и еще одна крошечная частичка самого Тахиона умерла.
– Не мог он умереть! – яростно бросил Хирам. – Я только вчера ночью спас его жалкую шкуру! – Телевизор взлетел с ковра и царапнул потолок. – Не мог он умереть!
А потом телевизор резко рухнул на пол, и его трубка разлетелась на мелкие осколки.
– Его смерть будет не напрасной, – произнес Тахион. Неужели он действительно так считает? Не похоже на то. Он произнес эти слова только для того, чтобы увериться, что сам еще жив. Тах дотронулся до руки Хирама. – Пошли, – позвал он.
Боль была совершенно невообразимая. Она обжигала Джека с головы до ног, ошпаривая каждый нерв, каждую мышцу, каждый миллиметр кожи. В голове у него зажглась сверхновая звезда. Сердце превратилось в готовый взорваться турбонасос. Глазные яблоки плавились. Каждая клетка его тела пылала, каждая нить ДНК восстала против заложенного в ней кода.
«Пиковая дама», – понял Джек. Он каким-то образом получил даму пик.
Он чувствовал, как его организм отключает систему за системой, протестуя против нестерпимой боли, словно кто-то поворачивает реле на распределительном щитке большого здания.
Боль закончилась.
Он увидел себя лежащим на лестничной площадке с застывшим на лице выражением глупого изумления. Убийца, едва способный двигаться, сумел стянуть с себя пиджак и теперь замотал им голову, остановив ручьи крови, бегущие из расколотой челюсти.
– Эй, деревенский мальчик!
Джек изумленно повернул голову на звук голоса Эрла Сэндерсона. Эрл казался моложе, чем в тот раз, когда Джек видел его в последний раз: молодой атлет, только что окончивший университет. На нем была старая форма военно-воздушных сил со споротыми знаками различия, кожаная летная куртка с нашивкой 332-й эскадрильи штурмовиков, черный берет и длинный шелковый шарф. Стипендиат, спортсмен, защитник гражданских прав, туз… и, возможно, друг Джека.
– Привет, Эрл, – сказал Джек.
– Ну, ты и тормоз! – недовольно бросил Эрл. – Нам уже давно пора было отсюда улететь.
– Я не могу летать, Эрл. Я не такой, как ты.
– Тормоз, деревенский мальчик. – Эрл ухмылялся. – Тормозишь.
Джек почти не удивился, когда они оба полетели. Отель «Мариотт» исчез, а они оказались в небе, направившись прямо к солнцу. Солнце начало становиться все ярче и ярче.
– Эй, Эрл, – сказал Джек, – что здесь происходит?
– Рано или поздно догадаешься, деревенский мальчик.
Солнце стало ослепительным: желтый свет становился все белее, выжигая вокруг все цвета. Джек различил других людей – парней из Пятой дивизии и из Кореи, своих родителей и старшего брата… Они все парили, поднимаясь к солнцу. Блайз ван Ренссэйлер приблизилась к нему и смущенно улыбнулась.
– Черт, тут асистолия, – сказала она, – прямая линия.
– А? – непонимающе уставился на нее Джек.
Арчибальд Холмс, одетый в белый льняной костюм, уверенно зашагал к нему. Закурив сигарету, он вставил ее в мундштук.
– Привет, мистер Холмс.
– Так, – сказал Холмс, – я его интубировал. Где кислород?
– Почему он то начинает светиться, то перестает? – спросила Блайз.
– От меня это не зависит, – пожал плечами Джек.
– По второй схеме, – распорядился Холмс. – Сейчас введу адреналин. А через минуту мне понадобится миллиграмм атропина.
Джек осмотрелся и увидел, что Эрл держит за руку длинноногую женщину с упавшими на один глаз светлыми волосами и широкими от ватных подложек плечами.
– Вы, наверное, Лена Гольдони, – сказал он. – Я видел несколько ваших фильмов.
– Есть фибрилляция, – сказала Лена.
– Тормоз, – снова сказал Эрл, качая головой. – Деревенские мальчики так тормозят!
Его шарф развевался на невидимом ветру.
Джек понял, что здесь оказалась почти вся команда Четырех Тузов – все, кроме Дэвида Герштейна, – и он стал думать, не следует ли ему извиниться за то, что он с ними сделал, когда всех их погубил. Но ему показалось, что они очень рады его видеть, и он решил не упоминать об этом.
Вокруг него собирались все новые люди. О некоторых из них он уже давным-давно забыл. Даже Честер Шимпанзе, игравший с Джеком в «Тарзане», оказался здесь, сидя у кого-то на плече.
– Давайте триста джоулей, – потребовала горилла. – Прервать мероприятия! Отойдите, черт побери. Сними руку с металлической стойки, Лоис!
Свет становился все ярче и ярче. Кружащиеся лучи казались почти осязаемыми, походя на стенки тоннеля. Джек почувствовал, что со все увеличивающейся скоростью несется к источнику света. Он услышал пение: миллионы голосов, объединившихся в ликовании.
Свет приближался – не просто белый свет, а БЕЛЫЙ СВЕТ. У Джека стало радостно на душе. Он начал понимать, что ему хотел сказать Эрл.
– Триста шестьдесят! – завопила горилла. – Внимание, разряд!
Джек сдвинул руки, готовясь нырнуть в самое сердце Белого Света, однако внезапно в его продвижении произошел сбой. Он начал замедляться. Он отчаянно попытался снова ускориться: ему безумно хотелось лететь дальше.
