Александр Бачило - Академонгородок
Но напрасно я Смурнягу ругал. Он, хоть и падал, а успел сообразить, что к чему, и, пролетая мимо Клюквы, раздорку выпустил! Последней надежды на страховку себя лишил! Да, братцы, это солдат! Другой бы с испугу намертво в нее вцепился и все дело загубил. А он и не вскрикнул даже, молча мимо нас пролетел, мне даже показалось, что я глаза его увидел… Прощай, боец! Спасибо тебе…
Ну да стоять тут долго нечего, не вниз смотреть надо, а вверх. Клюкве в напарники послали Чекрыжа. Остальные за ним — вперед марш. Сыро, скользко, но лезем, поднимаемся потихоньку. Дождь кончился как раз, когда Клюкву нагнали. По откосам еще текло, но идти стало легче. Чекрыж ухватился за хвост раздорки, Клюкву погнали первым, да он и сам заспешил, боялся что, раздорку отобрав, отправят его следом за Смурнягой. По совести, надо было бы так и сделать — не будет зевать в другой раз, да главное-то дело еще впереди, неизвестно, как там пойдет, и сколько бойцов придется положить. Потому — каждый на счету.
На высоте с непривычки ох как страшно. Ветер воет, башня под ногами ходит ходуном, то ли в правду раскачивается, то ли в башке такое кружение — не поймешь. Да тут и понимать нечего. Без страха дела не сделаешь. Не того бойся, что ветром сдует, а того, что без добычи вернешься. Ветер, он нам только на пользу — мокрые перекладинки сушит. К самой добыче подобрались уже совсем посуху. И как дошли, так о высоте и вовсе забыли.
Вот она, большая добыча. Четыре хвоста к нашей башне привязаны и тянутся от нее в туман — к другой, отсюда не видной почти. Хвосты толщины такой, что хоть гуляй по ним, как по тропке. Но мы сюда не гулять пришли. Вот только теперь самое трудное и начинается. Кто не знает слов молитвы на добычу: «Велика и тяжела. Вкуса кислого, запаха невкусного… Лежит, свив тело кольцами, если же протянется во всю длину, может убить в одно мгновение»? А почему убить? Чем? Как? Никому неизвестно. И наша теперь задача — смерть эту обмануть. Да только попробуй ее обмани! Сколько жизней она прежде заберет? Никто не скажет.
Первым пошел Клюква как виноватый и тем подвигом обязанный вину свою искупить. По длинной перекладине переполз он на блестящую гроздь, вроде грибных шляпок, нанизанных на один сучок. Только грибы те твердые, как камень, прозрачные, как ледышки и такие же гладкие. Соскользнуть с них — раз плюнуть, а внизу пропасть. Грозди эти на башне растут, как на дереве, а уж к ним добыча привязана.
В зубах у Клюквы хвост раздорки, чтобы ткнуть им в добычу, как следует, и посмотреть, что будет. Если подерутся две добычи, начнут белым огнем полыхать, искрами сыпать, глядишь — большой хвост и оборвется. А что с тыкальщиком будет, про то заранее сказать нельзя. На земле бывали случаи, что и живой оставался. Редко, правда. Гораздо важней, чтоб раздорка в драке, не дай Бог, вниз не свалилась. Для того другой конец ее держат двое бойцов — страховщики. Вроде, все по уму подготовили. Можно пробовать. Полез Клюква вперед, до самой добычи и, с духом собравшись, как ткнет в нее раздоркой!
Ни искорки не выскочило с добычи, и Клюква цел, а вот Чекрыж с Намоем, что хвост раздорки держали, вдруг факелами пыхнули и рассыпались! Полетела раздорка вниз, да Клюква в этот раз уж не зевал, удержал, обратно к башне притащил. И на радостях, что жив остался, решил еще раз попробовать. Велел он второй конец раздорки никому не держать, а зацепить прямо за башню, самим же подальше отойти и не отсвечивать. Раскомандовался, одним словом, что твой командир! Но никто с нм не спорил — если боец решил со смертью в чехарду сыграть, значит, задумка какая-то у него есть. Сделали все, как сказал: загнули хвост раздорки крючком и за перекладину зацепили. И правда, так надежнее — уж не упадет! Отползли, ждем поодаль. Клюква со своего конца раздорку поудобнее перехватил и опять к добыче полез. Ну, Господи, благослови… Вот взобрался на гроздь, через одну пластину перемахнул, через вторую, третью… Последняя осталась. И тут длинная синяя искра сорвалась с добычи и ударила прямо в раздорку. Зазвенела, рассыпалась гроздь. Заплясало нестерпимое белое пламя на том месте, где только что виден был Клюква, а потом толстенный хвост добычи вдруг лопнул, и огненный его обрубок канул в темную пропасть под башней…
— Мало несут! — Казбек зло бросил шприц.
В ближних клетках поднялись испуганные мордочки.
— Не то, что надо, берут! Почему так?
Старичок пожевал беззубыми деснами и, ничего не ответив, снова зачерпнул ложкой из миски.
— Плохая твоя инструкция! — Казбек повернулся прямо к нему. — Зачем кормлю тебя?
— Так ведь это… попробуй им объясни, чего тебе надо… — старичок вздохнул.
— Зачем объяснять?! — вспылил Казбек. — Пальцем покажи — вот это и вот это неси, да?
Старичок беззлобно рассмеялся.
— Кому показать? Крысам? Им оно без надобности. Они каждый день такое видят…
— Видят — зачем не несут?!
— Кабы знать… — старичок отломил краюху хлеба и, тяжело поднявшись из-за стола, двинулся вдоль ряда клеток, кроша помаленьку. В клетках завозились.
— …Отсоединить, поди, не могут. Не умеют ток отключить. Может, травят их там, может, ловят. У крысы ж не спросишь…
— Алкашей своих конченных учи! За что я им деньги плачу?!
Старичок задумчиво покопался в бороде, выбирая крошки.
— Бонжа учить бесполезно, — сказал он веско. — Бонж и так — либо электрик, либо механик бывший, а то и вовсе ученый какой-нибудь…
— Но-но! — прикрикнул Казбек. — Ты про ученых — молчи! Ты про нас ничего понимать не можешь!
— Да я разве про вас? — старик махнул рукой. — Что вы! И в мыслях не было! — искоса блеснул голубым ребячьим глазом. — По ученой-то части вам, конечно, виднее. А мне, дурню, откуда знать, как оно там выходит? Объясняю, вроде, бонжам, да разговариваю-то с крысами! А крысам об непонятном — только слова на ветер бросать, не поймут.
— Значит, бомжи твои тупые, хуже баранов! — ругался Казбек. — Грязь, а не люди! Других надо!
— Люди все одинаковые, — сказал вдруг кто-то за спиной Казбека.
Шприцы и пробирки полетели на пол — Казбек, поворачиваясь, задел стол.
— Кто тут?!
В темном углу вивария тускло мигнули два желтых огонька.
— Сты… Стылый? — Казбек покашлял, прогоняя внезапную сиплость. — Ты чего здесь?
Из темноты надвинулась совсем уж угольно-черная фигура. На самом деле Стылый по-прежнему сидел на вертящемся лабораторном стуле, опершись подбородком о высокую спинку, но теперь, будто по собственному желанию, стал различим в полумраке.
— Проведать зашел, — пророкотал неулыбчивый голос. — За науку поболтать… с глазу на глаз.
Казбек поспешно кивнул.
