Александр Бачило - Академонгородок
— Домой мне нельзя, — Миша вздыхает. — Опять Стылый придет…
— А меня не касается!
— К вам ведь тоже приходил…
— Кто тебе сказал?
— Сын ваш …
— Не было у меня сына никогда! Обознался ты, паренек.
— Но как же…
— А так же! Страшно тебе — пойди да напейся. И нечего к людям приставать! Деньги есть?
Крутит опять башкой бестолковой.
— Что ж ты, — говорю, — всякую дрянь вспоминаешь, а об деле забыл?! Задарма поить тебя никто не будет. Зарабатывать надо!
Уставился, глазами сверлит. Тоже сердитый. Вроде Казбека… Кстати! А не воскресенье ли сегодня у нас? …
— Ну-ка, помоги подняться, — кряхчу, распрямляюсь кое-как. — Заработать хочешь?
— Смотря чем.
— Ну, ты, паря, сказанул! Какая разница, чем?! Кто ж нынче на это смотрит? Хоть щенками, хоть младенцами, хоть собственной шкурой — лишь бы деньги!
Стоит, задумался.
— Вот на это он вас и ловит…
— А ты за меня не болей, — говорю, — За себя порадей! Поправиться-то, небось, хочешь с утра? Или ты, может, не пьешь?
Вздыхает.
— Пью.
— Вот и ладно. Сведу я тебя сейчас к одному человеку, он тебе живо все воспоминания обратно в одно место вгонит. Но с деньгами будешь…
«Пирог с повидлом» прошли, можно сказать, на одном вдохе. Провалы все старые, давно известные, тоннель почти не изменился с тех пор, как его проходил отряд Бодрого. В общем, повезло. Бывает, за добычей отправляясь, пророешь новый ход, а назад идешь — он уж завален, или зубы вставлены, или еще что, похуже. Одного-двух бойцов и не досчитаешься, а то и весь отряд на повидло пойдет. И добыча, с таким страхом собранная, зароется навсегда, вместе с ребятами…
А в этот раз — прямо благодать! В одном месте, правда, пришлось плыть, но совсем чуть-чуть. Воды, слава Богу, никто не нахлебался, а то ведь она и отравленная бывает…
Перед выходом на поверхность, как положено, память предков почтили, самих их помянули — и рванули. И не подвели мертвяки — предки наши! Идем по памяти, как по карте: триста длинных — высокими травами, да полста коротких — через пустырь, против солнца — вот тебе и дырявая башня. Если чуть левее пройти, выйдешь к пустым холмам. Только никто теперь к ним не ходит, там смерть поселилась. Из дозорного отряда, что сунулся туда однажды, вернулся только один — без добычи и без ноги. Дотянул только до лаза в Пирог, там его и рубануло пополам. Хорошо — сразу нашли! А когда вскрыли, да распробовали — мама родная! Не приведи Господь даже издали такое увидеть, чего этот парнишка у пустых холмов насмотрелся! Это вам не мертвые зубы, как в тоннеле, а живые звери, громадные, быстрые, хитрые. Отряд окружили раньше, чем их могли заметить, кинулись разом. И пойманных сразу не жрали, шею перекусят — и за следующим…
Так что дорога в пустые холмы надолго теперь закрыта. Если не навсегда. Молиться надо, чтобы и здесь, у дырявой башни, эти твари не появились. Пока — тьфу-тьфу — никто не видел. Так ведь и добычи тут, под башней, не достать. Висит, дразнится на такой высоте, что дух захватывает. Попробуй, сними ее оттуда! Навернешься — костей не соберешь. А не навернешься, так все равно толку мало. Слишком крепко за башню держится — ни оторвать, ни откусить. Разве что…
Был однажды случай. Шел здешними местами отряд добытчиков. Вел его толковый командир Востряк, мир праху его. Пустил он, как положено, бойцов цепью, ну и сам идет — поглядывает. Вдруг видит — торчит из травы ха-ароший хвост добычи! Востряк, не долго думая, хвать его и потащил. Кряхтит, упирается — что-то тяжело идет, не то в траве где-то путается, не то (упаси Бог, конечно) и вовсе привязан. А помочь, посмотреть да распутать некому, все уже вперед ушли… Все, да не все! Слышит — по соседству кто-то хрустит, тоже через травы ломится. И выходит на прогалину его же отряда боец Ребяха. Сам в мыле, уши в паутине, а в зубах — хвост добычи болтается!
Востряк так решил: пускай Ребяха оба хвоста берет и тянет дальше — парень рослый, загривок толще задницы, хотя и задница дай Бог. А он, Востряк, будет, значит, сзади смотреть, чтоб добыча не цеплялась. Ну, решил, подозвал Ребяху поближе и добычу ему протягивает. И пошли чудеса!
Только Ребяха за этот второй хвост ухватился, как его и не стало! Ребяхи-то! Вот так стоял боец — и бах! — кучка золы. Добыча на землю упала, да одна на другую, крест-накрест. И тогда уж долбануло по-настоящему. Будто посреди ночи вдруг солнце вспыхнуло, день наступил, и сразу опять темно. Хвосты разбросало, лежат, потрескивают, горячие, как из огня, и на концах красновато светятся. А между ними валяется еще кусок добычи, совсем короткий и тоже горячий. Сообразил тогда Востряк, в чем тут дело: подрались две добычи между собой, одна другой хвост и откусила. Все как в жизни. А что Ребяха пропал, так никто ему не виноват. Двое дерутся, третий между ними не суйся.
С той поры нашлась управа и на привязанную добычу. Страви их две друг с другом — одна другую и порвет. Тот кусок короткий Востряк сдавать не стал, придумал его с собой на дело брать. Поначалу смеялись над ним — на охоту дичь понес! — а как начал его отряд добычу за добычей таскать, так и примолкли. А когда Востряка в тоннеле зубами звездануло, устроили парню пышное вскрытие, и память его поделили между командирами. Вот это судьба! Смело можно сказать — не зря боец жизнь прожил!
Небольшой кусок добычи теперь каждый отряд с собой носит, и в нашем такой есть, раздоркой называется. Брось его сразу на две добычи — они тут же и подерутся, будут искрами плеваться, пока хоть одна, да не порвется. Только вот заволочь раздорку на дырявую башню непросто будет. Ребята мы, конечно, натасканные, специально отобранные, но как глянешь на этакую высоту — ох, мохотно! Ни один отряд еще с башни добычу не рвал… А мы вот возьмем и сорвем! И за это нас перед следующим походом в спину колоть не будут! Это ли не счастье? Да ради такой благодати не только на башню — на Луну залезть попытаешься! Как у нас в клетках говорят: попытка — не пытка. Пытка — укол…
Народу у казбековой будки в этот раз еще больше собралось. Целая толпа перетаптывается. Стоят, языки чешут да под ноги плюют. Курить-то Казбек перед уколом не велит, сам лично каждого обнюхивает, вот и мучаются, которые курящие. Всю землю вокруг заплевали.
Пристроил я Мишу возле забора.
— Смотри, не зевай, — говорю тихонько, — как готовая партия выйдет — сразу давись, продвигайся к двери.
— А куда это мы пришли? — шепчет.
— Тебе какая разница? Топчись, знай, да на дверь поглядывай!
Стоим. Жарко, солнце припекает. Народ, видно, совсем дуреет на припеке — кто во что горазд врут, лишь бы не молчать. Попробовал я было опять про темные силы, дескать, уверуйте, убогие, и наступит новое царство — нет, не слушают. Ну и хрен с ними!
