Инна Зинченко - Превратности судьбы и недоразумения
— Давай, девочка, — шептала я почти неслышно, — покроши их на салат!
И «девочка» старательно крошила, теряя при этом, капля за каплей, свою жизнь. Теперь она не охотилась, она мстила! Она не знала, что месть — это блюдо, которое надо подавать холодным, ярость, боль, отчаяние владели ей. Вот отрезанная голова «баклажана» отлетает в сторону, продолжая, уже мёртвыми губами шептать проклятия, и испуганно моргать глазами, в которых отразилась смерть.
Бой продолжался недолго. Истекающая кровью самка Морского Охотника, наконец-то упала на красный от крови песок, несколько раз дёрнулась и затихла навсегда. Но и от синей банды осталось немного.
И тут появились они! По их чумазым лицам и неопрятной одежде я сразу же узнала жителей посёлка. Двенадцать человек. На какой-то миг наступила пауза. Они смотрели друг на друга и ничего не предпринимали. И вдруг. Видимо, сообразив, что их в два раза больше. Поселковые набросились на уставших, испачканных в крови людей племени Гаркуцы и Сиртока. Ловкие, как обезьяны, прыгучие, как блохи, но при этом полные сил, прибывшие использовали в бою всё, что попадалось под руку. Они не церемонились.
Я распласталась на скале, как камбала. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь меня заметил — добром это не кончится. Мои симпатии были на стороне людоедов. Вот такие причуды человеческой психики.
Силы неравны и исход боя был заранее предрешён. Развязка наступила очень быстро. Осмотрев свою добычу, поселковые остались довольны. Они собрали останки и людей и Морских Охотников и погрузили весть этот скорбный груз на что-то вроде саней, потом все дружно впряглись в эти самые «сани» и направились в сторону леса. Посмотрев им вслед, тяжело вздохнув, я позволила себе наконец-то расплакаться.
Когда на берегу не осталось никого, я рискнула спуститься. Присела на корточки и взяла горсть влажного, багрового песка. Теперь уже можно не сдерживаться. Наверное, я нехороший человек, животных, особенно маленьких, мне всегда жалко, а вот людей я жалею избирательно, то есть, не всегда и не всех.
Рассвет я пропустила. Домой вернулась вся в слезах и соплях, переполошив всех. Тирто сорвался с места и, заглядывая мне в глаза, засыпал вопросами:
— Что с тобой случилось? Скажи, кто тебя обидел?
— Никто! Я просто не хочу здесь больше оставаться.
— Сань, объясни, что случилось? Ты обычно не плачешь, — решил вмешаться в наш разговор Соф.
— Давай, ты мне ещё плакать запрети! — Взъелась я. — Тоже мне нашёл «железную леди»! Уже и расслабится нельзя.
Ага, я обычно не плачу, просто тихонечко бьюсь башкой об стенку, старательно и сосредоточенно. Он, наверное, забыл, что я всего лишь обычная земная девушка и мне по штату положено быть хотя бы иногда слабой!
— Почему? Почему ты не хочешь здесь оставаться? — Забеспокоился Тирто.
И я рассказала то, что случилось на берегу. По нашей берлоге прокатился вздох облегчения. Ари даже плюнула.
— Фу ты, напугала! Ты как-то держи себя в руках! Вечно с тобой что-то происходит.
Сама знаю. Дура я, дура, но себя изменить невозможно. Уж, какая есть. И только тут я заметила, что вернулся Счастливчик. Странное чувство — одновременно я испытала облегчение и грусть. Крылатая рептилия виделась мне предвестником разлуки. Вот сейчас он ответит на все наши вопросы и всё. Останется только всё уладить и пора по домам.
— Счастливчик! Что расскажешь?
Он молча уронил мне в руки странную прозрачную капсулу с золотистым порошком и спросил:
— Знаешь, что это?
Да откуда я могу знать?!
— Это «штучка», — тупо ответила я. — А что?
Счастливчик радостно рассмеялся. Он не спешил раскрывать карты, решил потомить нас.
— Что это, Счастливчик? — Не выдержала Ари.
Она выхватила у меня из рук капсулу и принялась рассматривать, видимо, надеясь самостоятельно найти ответ на вопрос. Ничего подходящего в голову не приходило. Кто их знает этих гело, до чего они могли додуматься! С такими изощрёнными мозгами это может быть чем угодно: приправой к супу или аромотизатором воздуха.
— Да не томи! — Вырвалось у меня.
— Эх, вы! — наигранно вздохнул он. — Несообразительный вы народ, неинтересный. Не можете, что ли включить мозги на полную катушку? Это…
И тут повисла длинная мучительная пауза. Я уже готова была его прихлопнуть, как надоедливую муху. Где это он успел освоить систему Станиславского? Ишь, как тянет паузу, нагнетает напряжение!
— Пришибу! — Вырвалось у Ирфа. — Ей, Богу, пришибу!
— Это — причина всех бед на этой планете. Это — источник той эпидемии безумия, которую вы все здесь наблюдали.
И замолчал, наслаждаясь произведённым эффектом. А я так ничего и не поняла. А при чём же тут «плохая вода»?
— А, при том, Санечка, что это — память покойных гело! Раствори эту капсулу в воде и выпей.
— Ага, сейчас. Делать мне больше нечего. А, что будет?
Счастливчик уселся мне на голову и застрекотал во всю! Ирф весь напрягся и я с ужасом подумала, что, если он решит прихлопнуть ящерицу прямо у меня на голове, то хана придёт обоим, моя многострадальная голова треснет, как перезревший арбуз.
— Будет то, что к тебе перейдёт память одного из наших мертвяков. Но ты только представь себе, что было бы, если бы я растворил здесь не одну капсулу, а сотню!
Я представила и ужаснулась. Бардак бы был, я бы просто свихнулась. Чужие воспоминания, наверное, вытеснили бы мои собственные, а чувства запутались бы во всём этом, и бедная моя душа просто сбежала бы от меня в ужасе и смятении.
— Видишь ли, — продолжил Счастливчик, — видимо, во время землетрясения вскрылись некоторые хранилища, и часть этих запасов памяти оказалась на поверхности, потом достаточно хорошего дождя, не говоря уж о наводнении, и все закрытые водоёмы в округе окажутся заражёнными. Родникам и рекам это не грозит — там вода проточная, а вот пруды и колодцы…
Я вспомнила, что видела у этих самых гело, когда забавлялась, рассматривая картинки их жизни, и до меня вдруг дошло!
— Ребята, теперь я понимаю, почему наши «баклажаны» стали каннибалами!
— Кто? — Переспросил Соф.
— А, это я так местных называю. Есть у нас на Земле такой овощ — баклажан называется, фиолетовый.
— Сама ты овощ! — Решил заступиться он за свою новую родню.
— Ну, надо же мне их как-то называть, — начала я оправдываться, — хорошо, если тебе не нравится, то пусть будут просто баклы.
Наконец-то в разговор решил вмешаться и Тирто. Он хмуро и требовательно поинтересовался:
— Почему они стали вдруг есть друг друга? Я этого понять не могу.
