Селия Фридман - Черные Земли
- А что ты имеешь в виду, малышка?
- Не надо, - взмолился Дэмьен. Тщетно пытаясь вырваться из чужих рук и добраться до нее. - Не говори ему!
Но она не слышала или не хотела слышать.
- Я вижу приливное Фэа! - гордо объявила она.
- Что? - изумился ракх.
- Я вижу приливное Фэа, - повторила она умоляющим голосом. - Мало того. Я немного умею Творить с этой силой. Хессет хотела научить меня Творить с нею как следует, только у нас не хватило времени... - Одновременно с произнесением последних слов на девочку нахлынули воспоминания, и она потупилась. - А потом ее не стало, - закончила она шепотом.
- Это правда, - в свою очередь прошептал ракх.
И Дэмьен понял, что это был не столько вопрос, сколько начало Творения, ведущего к Познанию. Он почувствовал, как Фэа собирается вокруг ракха, давая ему возможность проверить истинность слов девочки.
- Силы небесные, - прошептал ракх. - Так оно и есть.
Он подошел к Йенсени, опустился перед ней на колени, положил руку ей на щеку. И хотя в глазах у девочки застыл страх, она не отпрянула. Его пальцы пробежались по ее заплаканной щеке, а затем он убрал руку.
- Но почему? - требовательно спросил он.
- Йенсени... - начал было Дэмьен, но сильный удар одного из гвардейцев заставил его умолкнуть.
- Мне не хочется оставаться одной, - призналась девочка. - И не хочется бояться. Я устала спасаться бегством. Мне хочется, чтобы у меня появился дом и чтобы замолчали голоса. Мне кажется, вы знаете, как заставить их замолчать. Разве не правда?
- Возможно, - ответил ракх. - А ты знаешь, что я собираюсь сделать? Ты понимаешь это?
- А разве это имеет значение, - вмешался лежавший на полу Дэмьен. Его ударили еще раз, потом еще, один из ударов пришелся в пах, и боль практически ослепила его.
- Я видела, как вы вошли в это тело, - сообщила Йенсени ракху. - И я вижу, что он по-прежнему находится там. Вы делите тело на двоих, верно? Вы с ним. И я так тоже смогу. Вы сможете воспользоваться моими глазами, чтобы увидеть приливное Фэа... а я больше не буду одна. - Она выдохнула эти слова, и боль, прозвучавшая в ее голосе, заставила Дэмьена содрогнуться от сострадания. - Никогда больше не буду одна, - прошептала девочка.
Ракх встал во весь рост. И долгое время рассматривал девочку, оценивая ситуацию.
- Властвовать, пребывая в таком теле, будет трудновато, - пробормотал он в конце концов. - Но видеть приливное Фэа! Но подвергать эту стихию Творению! Ради такого можно пойти на некоторые неудобства.
Он повернулся к задыхающемуся Дэмьену, все еще лежавшему на ковре.
- В подземелье обоих, - распорядился ракх. - Мне надо подумать. Мне надо...
- Не уводите меня с ним, - закричала девочка. - Он попытается остановить меня, он попытается отговорить меня... Он меня, может быть, даже убьет, только бы я не помогла вам. Прошу вас, не уводите меня с ним!
"Ох, Йенсени. - Глаза Дэмьена закрылись, а душой овладело невыразимое отчаяние. - Пожалуйста, не делай этого. Он причинит тебе такую боль, как никто другой, и ты никогда не сможешь избавиться от него. Никогда".
- Хорошо, - согласился ракх. И, обратившись к гвардейцам, приказал: Отведите ее в западный флигель и глаз с нее не спускайте. А священник пусть посидит в подземелье, пока у меня не дойдут до него руки.
И злоба, прозвучавшая в его последних словах, не оставляла сомнений относительно грядущей судьбы Дэмьена.
Сильные руки подхватили пленника и грубо поставили на ноги; все его тело отчаянно болело, к горлу подступала тошнота, стоять - даже просто стоять - было чрезвычайно трудно. С каждым шагом в левый бок как будто впивались раскаленные копья, а ноги сами собой подкашивались. Как сильно они его изуродовали? Сколько он протянет, если не сумеет провести самоИсцеление?
Его поволокли вниз - глубоко вниз - под землю. В подземелье под хрустальным дворцом, стены которого все еще пламенели убийственным светом. На целую милю ниже того места, куда поместили Тарранта, подставив тело посвященного смертельным лучам восходящего солнца. В непроглядные и беспросветные глубины, где Фэа практически отсутствует и надежды не существует, где единственной его спутницей останется боль.
"Господи, только не дай ее в обиду. Прошу Тебя. Она так юна, она так напугана, она сама не знает, что делает. Защити ее, Господи, умоляю Тебя".
Одинокий, во тьме, Дэмьен Райс зарыдал в полный голос.
19
Йенсени ждала.
Комнатка, в которую ее привели, оказалась совсем крохотной и настолько заставленной мебелью, наполненной картинами и скатанными в трубку коврами, что хрустальных стен почти не было видно. Что ж, это пришлось ей по вкусу. Архитектура Принца, залитая ложным солнечным светом, все еще стояла у нее перед глазами в образе поверженного Джеральда Тарранта, и она не могла глядеть на хрусталь, не разделяя с посвященным его мук, его ужаса, его отчаяния.
Йенсени вспоминала.
Она вспоминала всего одно мгновение в большой комнате - то страшное мгновение, когда жизненная субстанция Принца покинула одно тело и перетекла в другое: девочка никак не могла изгнать мысль о нем, как ни старалась. Не только потому, что образ, увиденный ею в это мгновение, так походил на убийцу ее отца: на жестокого зверя с кровью на клыках, которому не терпится пожрать и следующую жертву. Хессет объяснила ей, что подобные видения не обязательно соответствуют действительности, но непременно вскрывают ее внутреннюю сущность. Поэтому она сейчас поняла, что Принц и убийца ее отца выглядели настолько похожими друг на друга, потому что они оба питались смертью, а вовсе не потому, что были одинаковы по своей природе. Нет, дело заключалось совсем не в этом.
А в том, что она увидела в следующий миг после того, как страх объял ее душу. Фрагментарное видение, притом настолько причудливое, что она, как ни старалась, не могла объяснить его. Нечто белое, извивающееся, клубящееся, нечто, ранее, пожалуй, бывшее человеком. Озеро, заросшее зеленой и бурой тиной, озеро, от которого омерзительно пахнет. Мелкие существа, питающиеся тиной, слизью, продуктами распада, какие-то черви, извивающиеся возле сырого мяса... Образы настолько реалистические, что они не оставляли ее и сейчас, и ни одна из техник, которые преподала ей Хессет, не помогала поставить их под контроль. Йенсени чувствовала, что помочь ей смогло бы только знание - знание того, что она увидела, и знание связи увиденного с остальным кошмаром.
Йенсени боялась.
Боялась не так, как во время бегства из отцовского дома, когда она знала, что твари, убившие ее отца, пустились за ней в погоню. В конце концов, даже тогда оставался шанс, что они ее не поймают. И не так, как впервые в жизни оказавшись под воздействием солнечной Фэа. Ведь и тогда она знала, что солнце рано или поздно закатится. И боялась даже не так, как когда сидела, забившись в угол, в пещере у Терата, следя за тем, как уродливые дети и взрослые калеки забивают одного из своей стаи до смерти. Потому что и тогда у нее оставалась возможность молиться об освобождении и в глубине сознания она понимала, что освобождение ей в конце концов будет даровано. А нынешний страх в корне отличался от всего этого. Он был связан с уже принятым решением, но решением настолько чудовищным, что сильнее всего на свете хочется от него отказаться, хоть и знаешь, что отказаться уже нельзя. Как будто она спрыгнула с утеса и переживает роковые мгновения, еще остающиеся до страшного удара, как будто спрыгнула - и тут же пожалела о том, что спрыгнула, но слишком поздно, слишком поздно, обратной дороги уже нет...