Андрей Шаганов - Звездный рыцарь
Золотая нить вилась по тоннелю, перескакивая через рельсы и какие-то бесчисленные металлические ящики, стоящие между путями. Но след нигде не прерывался, и Олег уверенно следовал по нему. Два или три раза мимо них проносились поезда, но их было слышно издалека, и молодые люди успевали уступить дорогу грохочущему составу. Вдруг нить исчезла. Олег по инерции проскочил еще с десяток шагов и остановился. Словно ищейка, он закрутился на месте, вернулся и увидел, что след уходит в темную дыру в стенке тоннеля. По всей видимости, это бы вход в какое-то техническое помещение.
Здесь не горело ни одной лампочки, и только благодаря своим очкам Олег мог различить контуры некоего коридора. Стараясь заглянуть подальше внутрь, он пригнулся, оперся ладонями на колени, но ничего нового не увидел. Золотая нить уходила вдаль и терялась за изгибом коридора. Вдруг Гала схватила молодого человека поперек туловища и вместе с ним бросилась к стене. Олег пребольно ударился головой и уже хотел в самых изысканных выражениях высказать все, что он думает о поведении робота, но в это время мимо с грохотом промчался очередной поезд. Увлекшись своими исследованиями, Олег не заметил его приближения.
— Спасибо, — через силу улыбнулся он, потирая ушибленный затылок. — Без тебя меня просто нарезали бы, как колбасу.
Он высвободился из объятий робота, потряс головой, приходя в себя, и вновь повернулся к коридору, уходящему в сторону от тоннеля.
Очень скоро след привел их к бесконечно длинной винтовой лестнице, ведущей, как казалось, в самую преисподнюю. Однако здесь кое-где встречались неперегоревшие лампочки, покрытые окаменелой пылью. Но и здесь след вдруг метнулся в сторону и пропал в какой-то щели, которую при других обстоятельствах Олег просто не заметил бы. Некоторое время пришлось протискиваться, двигаясь почти на четвереньках, по узкой трубе, выложенной из древнего, крошащегося от каждого прикосновения кирпича. Впрочем, мучения их были скоро вознаграждены — труба вылилась в коллектор, размеры которого в силу плохого освещения трудно было оценить.
От ударившего в глаза разноцветья Олег на мгновение опешил. Почти все плоскости коллектора были усеяны сифами самых разных цветов и размеров. Они не двигались, словно отдыхали в этой тихой гавани. Вполне возможно, что Охотник просто не знал об этом укрытии. Как и следовало ожидать, уже через два шага след исчез — его съели местные обитатели.
В полумраке, рассеиваемом только светом одной, висящей на недостижимой высоте лампочки, было слышно непрерывное журчание. Пахло стоялой водой и грибами. Теплая сырость неподвижно стояла под сумрачными сводами и мельчайшими каплями откладывалась на стенах, на полу и на лицах вошедших.
Олег растерянно поглядел вокруг, ища нечто, что подскажет ему, куда двигаться дальше. Из коллектора было слишком много выходов, и исследовать каждый из них не было времени. Он снял очки и устало потер глаза. Потом снова осмотрелся в надежде, что Хранитель оставил видимые следы. Но в нормальном освещении, кстати очень тусклом, он смог разглядеть только не замеченное им сначала озеро, запертое плотиной.
И вдруг… Это было как луч света в полном мраке! До него донеслась музыка, точнее, слова песни:
Help! I need somebody,
Help! Not just anybody,
Help! You know I need someone,
Help!
Словно позывные, словно крик о помощи звучали эти строчки в журчащей тишине подземелья.
— С какой стороны идет звук? — обернулся к Гале Олег.
Та, медленно поворачивая голову, исследовала пространство и молча указала на темный провал на противоположном берегу подземного озера.
— Иди вперед, указывай дорогу.
Гала уверенно двинулась к плотине и, ловко цепляясь за проржавелые прутья ограждения, перебралась на другую сторону. Олег и Тея последовали за ней. Здесь музыка была слышнее, и уже через несколько минут путешественники были в небольшом помещении, похожем на уже виденный ими коллектор, только меньших размеров.
Судя по старинной кладке, сооружению было не менее ста лет, но стены были еще крепкими и сухими. Под потолком светилась яркая лампочка под запыленным зеленым абажуром, окончательно выгоревшим за прошедшие годы. Пол был покрыт то ли бетоном, то ли утоптанной до окаменелости землей. Обстановка в комнате была воистину спартанской. Справа от входа стоял старинный кожаный диван, непонятным образом проникший сюда по лабиринту колодцев и узких коридоров. Зато аккуратно сколоченный стол, небольшой комодик и подобие кресла были просты и понятны — скорее всего, их принесли сюда по частям и собрали. На столе стояла стопка чистых тарелок и вполне современная магнитола, к выдвинутой антенне которой была прикручена проволока, уходящая в трещину в стене. Именно из этой магнитолы и лилась музыка, которая привела путешественников сюда. На комодике стопкой лежало два десятка книг. Олег сумел разглядеть, что одна из них была зачитанной Библией, а остальные представляли собой труды по философии. Здесь же лежало несколько толстых тетрадей, по растрепанным страницам которых можно было судить, что лежать в покое им не приходится.
Здесь их встретил мужчина лет тридцати. По всей видимости, раньше он был брюнетом или темным шатеном, но преждевременные седины осветлили его голову, и он смотрелся несколько старше своих лет. Однако живые, веселые карие глаза были молоды и смотрели на вошедших с любопытством. Густые брови и усы разделяли его овальное лицо на три равные части и создавали гармонию. Чувственные губы улыбались, и по едва заметным морщинкам возле глаз можно было понять, что улыбка — частая гостья на этом лице. Роста он был невысокого, разве что хорошо развитые плечи делали его фигуру более квадратной и как бы убавляли ему рост. Его плотную фигуру облегал джинсовый костюм. На удивление, среди пыли и паутины, светлая «варенка» была совершенно чистой, словно костюм только что постирали и погладили.
Его звали Игорем. Он был одним из тех невостребованных талантов, которыми изобилует общество, погрязшее в жажде легкой наживы. Все то, что было ему дорого и мило, оказалось по ту сторону фронта, где без всякой надежды на победу порядочность еще сражается с золотым тельцом. Он просто устал пропускать через сердце каждую человеческую подлость, узнавать людей с худшей их стороны и терять друзей в водовороте низменных страстей. Он устал прощать и считал, что ему осталось только возносить страстные молитвы к Богу о том, чтобы этот мир не вверг себя в геенну самоуничтожения. Это был своего рода отшельник, заботящийся не столько о своем благе, сколько о сохранении этого чудесного, многообразного творения Бога — планеты Земля.
