Геннадий Прашкевич - Русский струльдбруг (сборник)
Это пространство и определяло Сибирскую автономию.
Доктор Лестер Керкстон первым обратил внимание на некие изменения в гене нейраминидазы, схожей с таковой вируса, ответственного за так называемый птичий грипп. В общем-то, ничего особенного. Именно рекомбинационными событиями между генами вирусов, всегда циркулирующих в природе, и создаются новые варианты. Роковым отличием оказался дополнительный лизин на С-конце нейроминидазы и отсутствие олигосахаридной боковой цепи, что сразу и стремительно вело к повышенному расщеплению белка с участием плазминогена. Смертность от болезни Керкстона очень быстро догнала и превзошла смертность, вызываемую инфекциями вирусов Марбурга и Эбола…
* * *СТАРИМСЯ ЕСТЕСТВЕННО
СТАРИМСЯ ЕСТЕСТВЕННО
СТАРИМСЯ ЕСТЕСТВЕННО
4.– Приветствуем вас в чжунго!
Слово чжунго можно перевести как город.
Я кивнул. Заученная вежливая улыбка. Много синего в одежде.
Для дежурного официанта я был всего лишь клиентом. Правда, прибывшим с запада, а потому почти на девяносто девять процентов устойчивым к местному вирусу; и со швейцарской картой в кармане.
Если еще короче, счастливчик.
Впрочем, почти два столетия тому назад такой же счастливчик отец Му тоже прилетел в Урумчи со швейцарской картой в кармане. До этого он несколько лет работал в Нью-Йорке – в закрытом бактериологическом центре доктора Лестера Керкстона. Именно отец Му пал первой жертвой болезни, от которой вымирали несчастные тангутские куры. По крайней мере, так считалось. Но симптомы показались медикам столь странными и нелогичными, что часть органов отца Му сохранили. Это позволило через пятьдесят лет детально изучить необычный вирус.
К сожалению, сам доктор Лестер Керкстон участия в этих исследованиях не принимал. 11 сентября 2001 года он погиб в Южной башне Всемирного Торгового Центра.
– Чувствуете? – потянул я носом.
Официант кивнул. Он все понимал.
Прежде чем отправиться в душ, я выложил на стол содержимое своих карманов – швейцарскую карту, действительную только в моих руках, какую-то мелочь, пару проспектов, прихваченных на челноке, растрепанную соломенную собачку.
И неожиданно обнаружил источник зловония!
Сдох биоаккумулятор.
Такое случается редко, но случается.
Капсула, которую следует проглотить перед долгим периодом почти полного воздержания от пищи, из нежно-розовой превратилась в отталкивающе бурую. Ну и соответствующе пахла.
«Где ты, Бо Юй, когда так нужен народу?»
Я прошел в указанную дверь и жадно вдохнул влажный горячий воздух.
Сорвав одежду, бросил в утилизатор. С наслаждением подставил плечи под мощные струи горячей воды. Биак сдох, ну и черт с ним. В ближайшую пару лет я не собирался поститься. Тем более что болезнь Керкстона мне не грозит. Будем так считать. Известно, что болезнь эта действует сугубо выборочно – в основном на людей с восточным разрезом глаз.
Огромное полотенце. Сенсорный выбор.
Я вернулся за столик уже в новом костюме.
Смуглая девушка с розовыми щеками повела носом и кивнула мне одобрительно и призывно. Я негромко спросил официанта, принесшего овощи, слишком упаренные, чтобы понять, чем они были неделю назад:
– Проститутка?
Он испуганно затряс головой.
– Вечерняя дама? Деятельница дот-кома?
– Нет, нет. Что вы! В автономии нет ничего такого!
– А как же вы… – я поискал слово, которое не испугало бы его. – Как же вы тут… Развлекаетесь?
Он посмотрел на меня с ужасом.
«Где ты, Бо Юй, когда так нужен народу?»
Этот Бо Юй, узнал я позже, учил: если хозяин режет курицу, внутренности он должен отдать рабочему. А если рабочий поймал рыбу, то должен пригласить хозяина на ужин. Каждый делится с каждым.
Но смотрел официант не на меня.
Его испугала соломенная собачка.
Я тоже не находил ее шедевром. Вполне ординарная работа. Еще год, и начнет рассыпаться в труху. Только хороший лак сдерживает ее от преждевременного разрушения. Игрушку мне вручили на спутнике. Оказывается, она ждала меня там целых пять лет, существует и такая форма обслуживания гостей. «Для обладателя швейцарской карты номер такой-то».
Я указал на крошечный иероглиф на задней лапе:
– Он что-нибудь означает?
Китаец закивал так быстро, что я должен был повторить вопрос.
– Да, да! – быстро кивал и кивал китаец. – Означает. Это иероглиф ду.
– А как можно это перевести?
– Смотреть…
– И все? – удивился я.
– Исходя из относительных величин…
– Это к чему-то относится? Или так… философия?
– Только так… философия, – согласно закивал китаец. Было видно, что он готов согласиться с любым мнением, только бы прервать беседу. Но предупредить, видимо, был обязан. – В чжунго есть такой ресторан «Ду». Вы, наверное, уже слышали. Туда не надо ходить.
– Почему?
– Старимся естественно…
– Не понимаю.
– В «Ду» не любят тех, кто мешает…
– Чему?
Вместо ответа официант сунул мне карту вин.
На массивной кожаной обложке была вытиснена схема ближайших развлекательных пунктов. Ресторан «Ду» удачно размещался в квадрате между четырьмя китайскими кладбищами. Не зря в последнее время меня мучила мысль, что я вижу не совсем то, что вижу.
5.У строгих предупреждений есть одно плохое свойство: им не следуют.
Уже через два часа я сидел в ресторане «Ду». На первый взгляд, ничего особенного. Типичные красные стены, расписанные в этническом стиле. Невидимые вентиляторы. Неизменные гирлянды фонариков. Бо Юй, конечно, отметился и на этих красных стенах. Кроме призывов к великому герою, я увидел темные символические фигурки мамонтов и драконов – мелких, как вырожденные иероглифы.
Соседний кабинет занимала старуха в темном платье с пышными оборками.
Я видел ее сквозь просветы в бамбуковых занавесах и сразу отметил, что такие темные платья, пожалуй, не должны носить даже в Урумчи. Компания старухи (три совсем молодых человека) только подчеркивала ее бросающуюся в глаза архаичность. Тоже что-то вроде вырожденного иероглифа. Зато у элегантных костюмов молодых людей был продуман каждый шов.
Ожидая официанта, я пытался понять, чем занимаются эти жиголо.
Подобные костюмы не шьют для повседневной носки. Может, это встреча друзей?
Но что связывает молодых людей с такой древней старухой?
Профессия психометриста на этот раз не помогла мне.
