Евгений Прошкин - Слой Ноль
Виктор прищурился и даже убавил громкость – он уже знал, кто идет к машине, но поверить в это пока не мог. Убедившись окончательно, он расхохотался и отстрельнул сигарету – при этом окурок попал не в плакат с медиками, а в черную табличку.
Вор в законе, диктатор и нищий бродяга Сан Саныч преподавал средневековую литературу.
– Нет, весь я не помру!.. – торжественно объявил Ренат, простирая грязную руку к грустному Пушкину на площади.
– «Не умру», – поправил его Немаляев.
– Да какая разница?
– Да практически никакой…
Борис обошел машину и сел за руль.
– Эй, а как грузиться будем? – окликнул его Ренат. – Профессора, ладно уж, вперед. Сзади одно место остается. Не влезем мы туда с актером.
– С каким актером? – спросил Виктор, хотя, разумеется, догадался и сам.
– Вот, здрасьте! – удивился тот. – А «Черный понедельник»? Я его всегда включаю, по понедельникам. Отличный фильм… На пол, суки, на пол! – приглушенно взвизгнул Ренат, имитируя истошный вопль.
Мухин смущенно потупился. Это была его собственная реплика, к сожалению, единственная. Сразу после слов «На пол, суки, на пол» главный герой сериала стреляет Виктору в живот – на этом его роль заканчивается. Он пытался доказать продюсеру, что рана в живот не всегда смертельна и что персонаж можно использовать еще раз. Продюсер, кажется, хмыкнул что-то утвердительное, но кастинг-менеджер так и не позвонил.
– Не влезем мы в багажник, – обеспокоенно сказал Ренат. – На метро, что ли, переться?
– Кстати, далеко переться-то? – спросил Мухин.
– Довезем, – заверил Борис. – Опаздывает он что-то…
Виктора эти недомолвки уже начинали бесить.
– Кто опаздывает? – тихо сказал он. – Куда опаздывает?
– Сюда, – бесхитростно ответил Борис. – А вот он!
Мухин, Ренат и Немаляев одновременно повернулись назад – со стороны Тверской медленно, как на параде, катил темно-зеленый «Хаммер». По лобовому стеклу бежали тени от деревьев, и разглядеть водителя было невозможно, но Виктор почувствовал, что в армейском вездеходе сидят не чужие.
Борис собрал всех. Почти. «Хаммер» мягко остановился за «Феррари», дверцы синхронно раскрылись, и из кабины вышли Костя с Шибановым. Мухин, втайне надеясь, что с ними приехал кто-то еще, привстал на цыпочки, но больше в машине никого не было.
В руке у Рената тонко щелкнул выкидной нож.
– Убери, – велел Борис.
– Ты знаешь, что со мной эта гэбэшная морда сделала… – тихо сказал он. В конце фразы вроде бы предполагался вопросительный знак, но ответа Ренат не ждал, ему было достаточно того, что он помнил сам. – Ты знаешь, сколько живет человек без кожи?
– До трех часов, – безучастно ответил Борис. – Если сердце здоровое.
– У меня там было здоровое, – покивал Ренат. – Здоровей, чем хотелось бы.
– Все равно. Убери перо и улыбнись так, чтоб вся улица засияла. И Шибанов тебе улыбнется. А нет – оба тут и ляжете, в скверике. На свете осталось не так много мест, где мы можем собраться все. Я этот слой вашими вендеттами поганить не позволю.
– День примирения народов, маму их… – скривился Ренат, но лезвие все-таки спрятал.
Константин демонстративно прошел мимо Мухина и обнялся с Немаляевым. Виктор, не сильно расстроившись, шагнул навстречу бывшему Председателю бывшего Госбеза. С Шибановым они поздоровались так тепло, словно расстались закадычными друзьями и после не виделись лет пять.
– А этот что тут делает? – спросил Костя, брезгливо указывая на Рената.
– То же, что и ты, – ответил Борис. – Пока ничего. Небо коптит.
– Скорпионы снова вместе… – высказался Шибанов.
– А в планах? – поинтересовался Константин.
– Найти остальных. Сапера, Петра…
– И еще Макарова, – напомнил Немаляев.
Мухин выразительно посмотрел на Шибанова – тот взглядом дал понять, что в курсе. Рекламу «Дела Врачей» он уже видел.
– Петрухи только не хватало… – процедил Константин.
– А Людмила?.. – не выдержал Виктор.
– Заткнись, падла! – бросил Костя.
Шибанов, угадав следующее движение Мухина, опустил руку ему на плечо и надавил большим пальцем под ключицу.
– Поединок отложим на потом, – сказал он.
– Не тем занялись! – прикрикнул Борис. – Ренат! Держи конфету… – он достал из кармана знакомую Мухину упаковку цикломезотрамина и вылущил две таблетки. – Сядешь в тачку и примешь. Да не в мою, а в сарай. Витя! Садись тоже. Он тебе покажет, в каком слое у Петра основная оболочка. Приведешь его сюда.
– Сам бы Ренат за ним и сходил…
– Меня там как раз убили, – пояснил тот, комически разводя руками.
– Сан Саныч, ты со мной, – распорядился Борис. – Вы двое тоже в танк, – сказал он Шибанову и Косте. – За нами поедете. Все, по коням!
– А мне таблетку? – спохватился Виктор.
– Тебе уже без надобности.
– Это как?..
– Как мне, примерно.
– Подробней можно?
– После. А сейчас просто скажи этой оболочке «до свидания».
– До свидания, значит, – сказал Мухин. – Очень глупо…
– Не нам, а оболочке.
– Ага… – Виктор переступил с ноги на ногу и нерешительно коснулся распахнутой дверцы «Хаммера».
Он честно попробовал попрощаться со своим телом и вдруг обнаружил, что действительно с ним расстается. Это было так же легко, как снять перчатку – ненужную, тесную, мешающую… Чужую. Взятую лишь на время. Принадлежащую не ему, другому.
Еще не вполне освободившись от оболочки, Мухин почувствовал, как валится на спину и как его подхватывают под локти. Шибанов и подскочивший Костя уложили его на заднее сидение и, поправив ноги, захлопнули дверцу. Слева от него забрался Ренат. Вытащив из пыльной жилетки полупустую бутылку кока-колы, он что-то торопливо запил.
Последним, кого увидел Виктор, был сутулый юноша, вышедший из институтской калитки. Худой, явно бедствующий студент в тяжелых очках и смешном свитере замер перед плакатом и о чем-то задумался. С плаката на него смотрели две пары доброжелательных глаз.
«Доверь свою Смерть профессионалам».
Врач выглядел строгим, но не злым, медсестра – обольстительной, но не опасной. Таким можно было и довериться…
Глава 27
Мухин тронул кнопку звонка и, официально кашлянув, сдвинул галстук. Затем снова позвонил, поправил фуражку и сделал полшага назад – на случай, если в глазок плохо видно. Постоял так еще с минуту: в левой ладони – пухлая папка, в правой – ничего, на случай рукопожатия. Или внезапных осложнений. Табельный ПМ в расстегнутой кобуре был заряжен и загодя снят с предохранителя, впрочем, Виктор надеялся, что обойдется без ковбойства.