Андрей Лазарчук - Гиперборейская чума
Нимуланы были полными язычниками – тем удивительнее, что в язычество они впали после единобожия. Я записывал их предания в переводе на тунгусский, в коем явно недоставало для того слов и понятий.
Неудачный творец нимуланов звался, как и у многих северных племен, богом-Сиротой; возникнув из ниоткуда, он скоро наскучил таким существованием и предпринял поползновения к сотворению мира из собственной слюны, ногтей и даже неудобопроизносимых продуктов; бог-Сирота разрывал свое тело, надеясь претворить мясо в землю, а кровь – в воду. Не преуспев, он скончался в страшных муках, но сумел все же напоследок вымолвить слова, ставшие своеобразным credo нимуланской религии: «Бог один не может. Нельзя теперь, чтобы бог один. Все равно бог один не может ни черта». После чего боги, духи и воплощенные понятия посыпались как горох из мешка, и не замедлили образоваться и твердь, и вода, и луна, и звезды, и всякая крупная и мелкая тварь на свете.
Но кровь бога-Сироты продолжала вытекать из безжизненного тела. Воплощаться ей было уже не во что, все вакансии успели разобрать, и бесконечно точащаяся кровь Единого стала Временем. Время потекло сквозь все прочие сущности, понуждая их стареть и изнашиваться, как изнашивается мельничное колесо под действием потока (это уже, конечно, мой образ). И чем более будет возникать сущностей, тем слабее станет это действие. В конце концов время исчезнет вовсе, как вода в песке…
Когда бы я был поэт…
Нимуланы стали избранниками судьбы, научившись – вернее, будучи наученными – пропускать поток времени мимо себя и, более того, странствовать по этому потоку, как ловец форели ходит взад-вперед по ручью. Природа этого явления выше людского разумения, поэтому примите его a priori.
Я попытался проследить происхождение нимуланов, расспрашивая стариков о преданиях минувшего. Одна из сказок привлекла мое внимание. Она, конечно, не передает всей сути повествования, поскольку опирается на мои невзыскательные переводы с тунгусских понятий.
«Раньше нимулан-муй шибко плохо жили. В плену жили у Белого Царя в Белой Стране. Рыбы наловят, птицы набьют – все Белому Царю отдавали. Им Белый Царь «спасибо» никогда не говорил, всегда «мало» говорил.
Когда совсем плохо стало, один парень взялся. Откуда взялся – не говорил. Его Мусей-талатун зовут. У него змеиный посох в руке. Он к Белому Царю пришел:
– Отпусти нимулан-муй. Они тут сидеть не хотят, аргишить хотят. Иначе все помрут.
Белый Царь рассердился, весь красный стал:
– Шибко плохие слова говоришь! Унеси их отсюда! Никому больше их не говори!
Мусей-талатун снова говорит:
– Если не отпустишь, Белому Царству совсем кимульдык придет!
Белый Царь отвечает:
– О-о, естарча багай! Какой упрямый! Вот велю тебя к диким оленям привязать и в сендуху-тундру гнать!
Мусей-талатун смеется:
– Чаптыга тилин! Завтра увидим!
Его в земляную яму сунули до утра.
Утром встает Белый Царь, выходит из Белого Чума и видит: в реке вместо воды каляка течет. Белый Царь разгневался:
– Пить хочу! Зачем каляка в реке?
А парень из ямы кричит:
– Скоро еще не то будет! Отпусти нимулан-муй!
Царь вытащил из мешка рыбу-чир, взял нож, начал строгать – хочет сагудай делать. А стружки все в червей обращаются и прочь изо рта уползают.
– Есть хочу! – кричит Царь. – Почему еда балуется?
– Почему нимулан-муй не отпускаешь? – спрашивает парень из ямы.
– Кто шесты от чума таскать будет? Не пущу! – говорит Царь.
Тут и шесты от всех чумов превратились в огромных змей, а змеи обвили царского старшего сына и задавили насмерть, ему совсем кимульдык стал.
– Бяк, бяк, бяк! – заплакал Белый Царь: сын хоть и глупый, а все равно жалко! И кричит: – Привяжите Мусей-талатуна ко хвосту дикого оленя, я оленю под хвост уголек за-суну!
Тут потемнело в тундре. Так темно, что даже пламени не видно. Царь сунул руку в костер, весь обжегся. Страшно ему, кричит:
– Русскому исправнику пожалуюсь!
– Найди его раньше в темноте! – насмехается парень.
Делать Белому Царю нечего.
Заплакал он и говорит:
– Забирай нимулан-муй, уводи куда хочешь, только сына верни и воду в реке…
Мусей-талатун, видно, большой шаман был – потекла в реке вместо каляки вода, шесты в чумах восставились, глупый царский первенец ожил – только еще поглупел, правда.
Взял Мусей-талатун нимуланов, спрятал в мешок, побежал.
Белый Царь маленько пожил без нимуланов – ему жалко стало, закричал:
– Догоните, верните нимулан-муй!
Стражники сели на нарты, Царя посадили – поехали.
Мусей-талатун быстро бежит, но не шибче оленя. Скоро Белый Царь его догонять стал:
– Отдавай нимулан-муй!
А парень уже до Соленой Воды добежал. Видит, что дело плохо, махнул змеиным посохом – сделался перед ним изо льда мост. Перебежал Мусей-талатун на другой конец Соленой воды, стоит, дразнится.
Помчались царские нарты по ледяному мосту, да мост под ними растаял, и ушли нарты в воду вместе с Царем.
А Мусей-талатун вытряхнул нимуланов из мешка:
– Однако, тут жить будете.
Правда, живем».
Показалось мне очевидным, что таким образом нимуланы перелицевали книгу Исход, рассказанную им каким-то миссионером – по всей видимости, бедняга не вернулся из своего странствия.
Но потом, по прошествии времени, я задумался: а так ли это? Может быть, передо мной вовсе не уроженцы здешних мест, а пришельцы издалека? Ведь весь их облик говорит именно об этом. Не являются ли они одним из пропавших колен Израилевых, а именно – коленом Узииловым? Отчего именно Узииловым, я и до сих пор не знаю – так постановил тогда мой бедный разум…
ГЛАВА 22
– Не спи! – говорил Терешков и бил кулаком. Марков вскидывал голову. Потом голова опять падала, и Терешков снова бил и снова говорил: – Не спи!
В пространстве между гробами и потолком можно было только сидеть на корточках, при этом Терешкову приходилось все время пригибать голову. Наверное, путь давно не ремонтировали, вагон мотало. Ехали медленно. Невыносимо медленно.
Все равно – потолком в кровь исшоркало весь затылок…
Сквозь окошко, слишком маленькое и низкое, видна была лишь насыпь. Раза три влетал жесткий свет прожекторов, наведенных в упор, доносился невнятный механический голос – но тем все и кончалось, вагон мотало дальше, дальше…
И лишь когда стало казаться, что путешествие никогда не кончится, колеса застучали по стрелкам: одной, другой, третьей, четвертой, – и завизжали тормоза!
– Не спи! Приехали!
Откатить дверь изнутри оказалось труднее, чем снаружи. Был даже момент паники, когда показалось, что все. Что они навсегда останутся в этой передвижной холодной могиле.
