Филип Дик - Человек в высоком замке
За всю свою жизнь она еще ни разу не видела такого костюма.
Она чувствовала, что не сможет не смотреть на него.
— Миссис Фринк, — сказала Каролина, — целый день ехала из Канон-Сити, Колорадо, только для того, чтобы поговорить с тобой о «Саранче».
— Я думала, что вы живете в крепости, — сказала Юлиана.
Пригнувшись, чтобы лучше разглядеть ее, Готорн Абеденсен задумчиво улыбнулся.
— Да, мы жили в крепости, но нам приходилось подниматься к себе на лифте, и у меня возник навязчивый страх. Я был изрядно пьян, когда почувствовал этот страх, но, насколько я помню сам и судя по рассказам других, я отказался ступить в него потому, что мне показалось, что трос лифта поднимает сам Иисус Христос, ну и всех нас заодно. И поэтому я решил не заходить в лифт.
Она ничего не поняла, но Каролина ей объяснила:
— Готорн говорил, насколько я понимаю, что как только он в конце концов встретится с Христом, то сядет: стоять он не собирается. А в лифте сесть было не на что.
«Это из церковного гимна», — подумала Юлиана.
— Значит, вы бросили «Высокий Замок» и переехали назад в город, — сказала она.
— Я бы хотел налить вам чего-нибудь.
— Пожалуйста, — сказала она. — Только чего-нибудь нынешнего, не древнего.
Она мельком увидела буфет с несколькими бутылками виски, все высшего качества, рюмками, льдом, настойками, ликерами и апельсиновым соком.
Она шагнула к нему, Абеденсен ее сопровождал.
— Чистого «Хорнера» со льдом, — сказала она. — Мне всегда нравился этот сорт. Вы знакомы с Оракулом?
— Нет, — сказал Готорн, готовя выпивку.
Она удивленно уточнила:
— С «Книгой перемен»?
— Нет, — повторил он.
Он передал ей бокал.
— Не дразни ее, — сказала Каролина Абеденсен.
— Я прочла вашу книгу, — сказала Юлиана. — В сущности, я дочитала ее сегодня вечером. Каким образом вы узнали обо всем этом другом мире, о котором написали?
Он ничего не сказал.
Он потер суставом пальца верхнюю губу, хмуро глядя куда-то за ее спиной.
— Вы пользовались Оракулом? — спросила она.
Готорн взглянул на Юлиану.
— Я не хочу, чтобы вы дурачились или отшучивались, — сказала Юлиана. — Скажите мне прямо, не пытаясь изображать что-нибудь остроумное.
Покусывая губу, Готорн уставился на пол. Обняв себя руками, он покачивался взад-вперед.
Остальные, собравшиеся в комнате, притихли.
Юлиана заметила, что и манеры их изменились.
Теперь они уже не казались такими беззаботными, после того как она сказала эти слова, но она не старалась ни смягчить их, ни взять назад.
Она не притворялась. Это было слишком важно.
Она проделала такой длинный путь и так много сделала, что теперь могла требовать от него правду и только правду.
Он уже не был вежливым, не был радушным хозяином.
Юлиана заметила краем глаза, что и у Каролины было выражение едва сдерживаемого раздражения.
Она плотно сжала губы и больше не улыбалась.
— В вашей книге, — сказала Юлиана, — вы показали, что существует выход. Разве вы не это имели в виду?
— Выход? — иронически повторил он.
— Вы очень много сделали для меня, — продолжала Юлиана. — Теперь я понимаю, что не нужно чего-либо бояться, жаждать тоже нечего, как и ненавидеть, и избегать, и преследовать.
Он взглянул ей в лицо, вертя в руках бокал и, казалось, изучая ее.
— Мне кажется, что многое в этом мире стоит свеч.
— Я понимаю то, что происходит у вас в голове, — сказала Юлиана.
Для нее это было старое, привычное выражение лица мужчины, но здесь оно нисколько не смущало ее.
Она больше не видела себя такой, какой была прежде.
— В деле, заведенном на вас в гестапо, говорится, что вас привлекают женщины, подобные мне.
Абеденсен не изменил выражения лица и сказал:
— Гестапо не существует с 1947 года.
— Тогда, значит, СД или что-то в этом роде.
— Объясните, пожалуйста, — резко сказала Каролина.
— Обязательно, — ответила Юлиана. — Я до самого Денвера ехала с одним из них. Они со временем собираются показаться и здесь. Вам следует переехать в такое место, где они не смогут вас найти, а не держать дом открытым, как сейчас, позволяя всем, кому заблагорассудится, входить сюда — ну хотя бы так, как я. Следующий, кто сюда доберется — ведь не всегда найдется кто-то, вроде меня, чтобы остановить его, — сможет…
— Вы сказали «следующий», — проговорил Абеденсен после небольшой паузы. — А что случилось с тем, кто ехал вместе с вами до Денвера? Почему он здесь не показался?
— Я перерезала ему горло, — ответила она.
— Это уже что-то, — сказал Готорн. — Чтобы такое сказала девушка, которую я никогда в жизни раньше не видел…
— Вы мне не верите?
Он кивнул.
— Конечно, верю.
Он улыбнулся ей насмешливо, очень слабо, даже нежно.
По-видимому, ему и в голову не пришло ей не поверить.
— Спасибо, — сказал он.
— Пожалуйста, спрячьтесь от них, — сказала она.
— Что ж, — ответил он, — как вам известно, мы уже пробовали. Вы могли прочесть об этом на обложке книги — все об арсенале и проволоке под напряжением. Мы велели напечатать это, чтобы создалось впечатление, что мы до сих пор предпринимаем все меры предосторожности.
Голос его звучал устало и сухо.
— Ты мог бы хоть носить при себе оружие, — сказала жена. — Я уверена, что когда-нибудь кто-то, кого ты пригласишь и с кем ты будешь разговаривать, пристрелит тебя. Какой-нибудь фашистский профессионал отплатит тебе, а ты будешь все так же рассуждать на темы морали. Я это чувствую.
— Они доберутся, — сказал Готорн, — если захотят, независимо от того, будет ли проволока под напряжением и «Высокий Замок» или нет.
«Вот какой у вас фатализм, — подумала Юлиана, — такая покорность перед опасностью своего уничтожения. Вы об этом знаете точно так же, как знаете о мире из вашей книги».
Вслух же она сказала:
— Вашу книгу написал Оракул. Не так ли?
— Вы хотите услышать правду? — спросил Готорн.
— Да, хочу и имею на это право за все то, что я сделала. Разве не так? Вы же знаете, что это так.
— Оракул, — сказал Абеденсен, — спал мертвым сном все то время, пока я писал эту книгу, мертвым сном в углу кабинета.
В глазах его не было и следов веселости, напротив, лицо его еще больше вытянулось, стало еще более угрюмым, чем прежде.
— Скажи ей, — вмешалась в разговор Каролина, — что она права. Она имеет право на это из-за того, что совершила ради тебя.
Обращаясь к Юлиане, она сказала:
— Тогда я скажу вам, миссис Фринк. Готорн сделал выбор возможностей один за другим, перебрал тысячи вариантов с помощью строчек. Исторический период. Темы, характеры, сюжет. Это отняло у него годы. Оракул ответил, что будет очень большой успех, первый настоящий успех за всю его карьеру. Так что вы правы. Вы, должно быть, и сами воспользовались Оракулом для того, чтобы узнать это.
