Юрий Брайдер - Щепки плахи, осколки секиры. Губитель максаров
Верка попыталась пересесть поближе к портьере и неловко задела собаку. Та укоризненно глянула на соседку и недовольно заворчала.
— Кто это там у вас? — сразу насторожился гость.
— Собачка, — ответил Плешаков. — Преданнейшая тварь. Из породы кастильских волкодавов.
Слышно было, как он встал и направился к алькову, в котором вместе с песиком скрывалась Верка. Портьера чуть-чуть раздвинулась, и в щель влетела жареная куриная нога. Вопрос о ее адресате можно было считать спорным, но кастильский волкодав оказался проворнее. Подачка исчезла в его пасти, словно монетка в кошельке, и даже хруста не раздалось.
— У-у, гад! — прошипела Верка, грозя собаке кулаком. — Следующая, чур, моя.
По ту сторону портьеры между тем царило молчание. Два законченных подлеца перешептывались между собой, как подружки-проказницы. Внезапно чуткая собака прянула ушами, а в большой комнате заскрежетало резко отодвигаемое кресло.
— Это чушь! — заявил гость возмущенно. — Кто вам Такое наплел?
— Возможно, вы меня не поняли! Поэтому Повторяю вслух! — произнес Плешаков голосом, каким он когда-то без помощи кнута заставлял сбиваться в кучу разбредшееся колхозное стадо. — Вы обладаете снадобьем под названием «бдолах», которое при умелом применении способно творить с человеческим организмом чудеса! Пример — ваши знаменитые рога! Произрастает бдолах в стране Эдем, доступ в которую имеют только ваши единомышленники! Поскольку наш союз зиждется на паритетных началах, я хотел бы получить некоторую часть бдолаха для нужд моего народа!
— Все? — Завывания Плешакова не только не напугали, а, похоже, даже развеселили гостя. — Ну тогда слушайте мой ответ, любезный Федор Алексеевич. Что такое бдолах, лично я не знаю. Про Эдем никогда не слышал. Наши рога — это священный знак принадлежности к роду Каина, дарованный его детям свыше. Это первое. Теперь второе. Никаких паритетных начал наш договор на самом деле не предусматривал. Не путайте свои амбиции с истинным положением вещей. Вы вместе с кучкой своих приспешников подыхали от голода и тоски в Агбишере. Если бы не помощь детей Каина, от вас бы уже и костей не осталось…
— Нет, подождите! — взвизгнул Плешаков.
— Какого хера мне ждать, курва косорылая! — и тон, и даже голос гостя изменились. — Надоел ты мне, понимаешь? Ты мои прохоря должен лизать, а не права качать!
Прежде чем портьера отлетела в сторону и Плешаков выволок Верку из алькова, она уже поняла, кто именно из аггелов почтил своим визитом резиденцию президента Отчины. И действительно, за столом, обильным, как у римского патриция, но сервированным небрежно, как в разбойничьем притоне, восседал Ламех, ныне шестое колено каиново и вождь аггелов, а в прошлом — насильник и убийца Песик, рожденный непутевой матерью в сортире Талашевского вокзала.
Верку он сразу не узнал, да и неудивительно — эта растрепанная и растерзанная, с ног до головы перепачканная кровью и одетая в рубище ведьма внешне не имела ничего общего с той миловидной кокеткой и чистюлей, которую ему приходилось несколько раз видеть в Кастилии и Будетляндии.
— Вот мой свидетель! — с бешеным торжеством заявил Плешаков, дергая Верку за руку, как куклу. — А ну-ка повтори все, что мне рассказывала!
— Зачем повторять? Для кого? Да он же сам все прекрасно понимает! — Верка свободной рукой указала на Ламеха. — Вон у него на шее мешочек висит вроде кисета! Пусть покажет! Бдолах там хранится!
— Ого! — Ламех неспешно приподнялся. — И ты тут, подстилка ватажная. Как же ты из Будетляндии живой выбралась?
— Ты нам зубы не заговаривай, — заорал Плешаков. — Делай, что она сказала! Снимай эту штуку, что у тебя на шее висит!
— Ах, Федор Алексеевич, Федор Алексеевич. — Ламех медленно расстегнул на груди рубашку. — Ради собственной прихоти против уговора пошел. Какой-то шмакодявке поверил. В засаду меня заманил… Какой-то бдолах требуешь… Ну ничего, сейчас ты получишь свой бдолах…
Резким движением он разорвал шнурок, на котором висел черный бархатный мешочек, и высыпал его содержимое себе на ладонь. Плешаков отшвырнул Верку в сторону и уже сделал шаг по направлению к Ламеху, но тот единым духом проглотил драгоценное зелье и запил его выдохшимся шампанским прямо из бутылки. Затем он сложил два внушительных кукиша и сунул их под нос ошарашенному Плешакову, еще и приговаривая при этом:
— Вот тебе бдолах, Федор Алексеевич! Вот тебе паритетные начала! Вот тебе союз с аггелами!
— Клык, взять его! — завопил президент, обманутый в лучших своих чувствах.
— Фас! Куси!
Кастильский волкодав, обретший наконец имя, стремительно вылетел из алькова и с рычанием прыгнул на Ламеха. Его предки в одиночку брали матерого волка и легко справлялись с пиринейской рысью, повадками своими напоминавшей леопарда. Но рогатый человек, которого нужно было не загрызть, а только хорошенько проучить, ловкостью превосходил рысь, а силой — волка.
Легко увернувшись от первой атаки пса, он отбил вторую креслом, а во время третьей так огрел косматого противника по морде, что тяжелое дубовое сиденье разлетелось на части. Несчастный Клык (оставшийся не только без клыков, но, наверное, и без челюстей) задрал вверх все четыре лапы и поджал хвост. Рычать он не мог, а только жалобно, как щенок, повизгивал.
Плешаков, еще не понявший, с кем имеет дело, схватил со стола нож, которым недавно разделывал жареную курицу (иметь при себе огнестрельное оружие во время переговоров не позволялось), и попытался совершить то, что не удалось верному волкодаву.
Ламех из каких-то своих соображений не стал ни убивать, ни калечить президента. Без особого труда вывернув руку с ножом, он ткнул Плешакова мордой в салатницу, видимо, желая таким способом немного охладить его пыл.
— Поешь, поешь, — ласково приговаривал Ламех, раз за разом опуская голову Плешакова в месиво из огурцов, помидоров и сметаны. — Что ты еще хочешь? Рыбки? Ну на тебе и рыбки!
Президенту пришлось поочередно раздавить лицом фаршированного карпа, ткнуться носом в холодец и лбом расколоть блюдо с маринованными грибками. Потом ему было дозволено ополоснуться в кастрюле с ухой, к счастью, успевшей остыть. В завершение экзекуции на макушку Плешакова была нахлобучена соусница с горчицей, которой предполагалось сдабривать свиные шашлыки, к столу пока еще не поданные.
Именно эти самые шашлыки и стали причиной, внесшей резкий перелом в создавшуюся ситуацию. В тот момент, когда Ламех, держа полуживого Плешакова за шкирку, решал, чем бы это еще попотчевать своего визави, находившийся снаружи и ни о чем не подозревающий охранник (чем-чем, а звукоизоляцией кабинет для переговоров был обеспечен) без предупреждения распахнул дверь, пропуская внутрь поваренка, в руках у которого дымилось с полдюжины шампуров.
