Нил Гейман - Американские боги. Король горной долины. Сыновья Ананси
— Слушай, ты, соплячка…
— Подождите, мистер Тракт. Сэм, то есть — простите, мэм, — я хотел сказать, мисс Черная Ворона согласна нам помочь. Она законопослушная гражданка.
— Мэм, нам известно, что вы помогали Тени. Вас видели с ним в белой «Шеви Нова». Он вас подвозил. Накормил вас обедом. Он говорил вам что-нибудь, что может помочь нашему расследованию? Пропали двое наших лучших людей.
— Я с ним не знакома.
— Вы с ним знакомы. Прошу вас, не поступайте опрометчиво, не думайте, что мы идиоты. Мы не идиоты.
— Мм, вообще я много людей встречала. Может, и его тоже, но только забыла.
— Мэм, сотрудничество с нами в ваших интересах.
— Вы хотите сказать, что представите меня мистеру Тиски и мистеру Пентоталу?
— Мэм, вы сами усугубляете свое положение.
— Да неужели?! Очень жаль. Еще вопросы будут? А то я уж собиралась сказать «Пока-пока!» и закрыть за вами дверь. А вы, я полагаю, собирались откланяться, сесть в мистера Авто и укатить отсюда восвояси.
— Мы запомним, что вы отказались с нами сотрудничать, мэм.
— Пока-пока!
Хлоп.
Глава десятая
Я все тебе открою,
И все тебе навру,
Давай-ка лучше я пойду просплюсь.
Том Уэйтс. Танцуй до мозолейЖизнь, проведенная во тьме и грязи, — вот что приснилось Тени в первую ночь в Лейксайде. Это был сон о мальчике, который жил когда-то давным-давно, в далекой-предалекой стране за океаном, в стране, где восходит солнце. Но мальчик не видел в своей жизни ни одного восхода, а только тусклые дни и кромешные ночи.
С ним никто и никогда не разговаривал. Снаружи раздавались человеческие голоса, но он понимал человеческую речь не лучше, чем уханье совы или собачий лай.
Он вспомнил, а может быть, ему это просто привиделось, как однажды ночью, полжизни тому назад, к нему тайком пришла женщина, одна из больших людей, но не для того, чтобы поколотить или накормить. Она подняла его и крепко прижала к своей груди. От нее приятно пахло. Капли горячей воды с ее лица упали на его лицо. Он испугался и громко завыл от страха.
Она торопливо положила его на солому и выбежала из лачуги, заперев за собой дверь.
Он хранил в своем сердце этот день и вспоминал о нем с такой же нежностью, с какой вспоминал сладкую капустную кочерыжку, терпкий вкус слив, хруст спелых яблок, жирную благодать жареной рыбы.
А однажды он увидел освещенные пламенем костра лица людей, и все они смотрели, как его выводят из лачуги — в первый и последний раз в жизни. Значит, вот как выглядят люди. Он вырос в темноте и никогда не видел человеческих лиц. Все было новым. И таким странным. Свет костра резал глаза. Ему накинули на шею веревку и повели туда, где его ждал какой-то человек.
И когда свет костра осветил вскинутый вверх клинок, толпа возликовала. И мальчик, выросший в темноте, засмеялся вместе с толпой, радостный и свободный.
А потом человек опустил клинок.
Тень открыл глаза и понял, что замерз и проголодался. Окна в квартире покрылись коркой льда. Это его замерзшее дыхание, подумал он. Он вылез из постели, радуясь, что не нужно одеваться, подошел к окну и поскреб ледяную корочку. Лед собрался под ногтем и тут же растаял.
Он попытался вспомнить сон, но не вспомнил ничего, кроме боли и тьмы.
Он обулся и подумал, что, если бы он уже ориентировался в городе, можно было бы пройтись до центра, прогуляться по мосту, добраться до северного берега озера. Нацепив на себя тонкую демисезонную куртку, он вспомнил, что дал себе обещание купить теплый зимний пуховик, и с этой мыслью открыл дверь и вышел на деревянную веранду. От мороза у него сразу перехватило дыхание: он вдохнул и почувствовал, как каждый волосок в ноздрях превращается в ледышку. С веранды открывался прекрасный вид на озеро: белую пустыню с серыми островками неправильной формы.
Похолодало и впрямь довольно резко. Едва ли на улице было больше нуля по Фаренгейту,[70] так что прогулка не обещала быть приятной, и все же он решил, что до центра доберется без особых проблем. Что там Хинцельманн сказал вчера ночью — десять минут ходьбы? А Тень мужик крепкий. Пойдет бодрым шагом и даже замерзнуть не успеет.
Он зашагал на юг, по направлению к мосту.
Вскоре у него начался слабый сухой кашель, оттого что легкие вдыхали невыносимо холодный воздух. Еще через некоторое время от холода начали гореть уши, лицо и губы, а потом — ноги. Перчаток у него не было, и он, сжав кулаки, сунул руки поглубже в карманы, чтобы хоть немного согреться. Он поймал себя на том, что вспоминает, какие сказки ему рассказывал Космо Дей по прозвищу Ловкий о зимах в Миннесоте: особенно вспомнилась история об охотнике, которого медведь загнал на дерево в сильный мороз. Охотник расстегнул ширинку и пустил желтой струйкой мочу, которая замерзла, не успев долететь до земли. В общем выссал себе ледяную жердь, съехал по ней на землю и был таков. Вспомнив эту историю, Тень криво улыбнулся и снова зашелся сухим мучительным кашлем.
Он шел шаг за шагом, шаг за шагом. Потом оглянулся: дом оказался гораздо ближе, чем он предполагал.
Не стоило высовываться на улицу, решил он. Но теперь Тень был уже в трех-четырех минутах ходьбы от дома, а впереди виднелся мост через озеро. Значит без разницы — возвращаться обратно или идти дальше. (И что дальше? Вызвать такси по сломанному телефону? Ждать весны? Да еще и жратвы в доме нет, напомнил он себе.)
Он продолжал идти, прикидывая в уме, на сколько градусов упала температура. Сколько сейчас показывает термометр? Минус десять? Минус двадцать? А то и все минус сорок (странная отметка на термометре: что по Цельсию, что по Фаренгейту — одно и то же). А может, вовсе и не так холодно. Может, это все из-за ветра: сильного, ровного, неутихающего, который дул с озера, прилетев через Канаду из самой Арктики.
Он с досадой вспомнил о химических грелках для рук и ног. Вот когда они нужны на самом деле.
Тень шел, наверное, еще минут десять, а мост даже не приблизился. Глаза ломило. Было так холодно, что даже дрожать не получалось. Не просто холодно, а прямо что-то из области научной фантастики. Как будто он оказался на темной стороне Меркурия (когда еще считалось, что у Меркурия есть темная сторона). Или где-нибудь на скалистом Плутоне, откуда солнце кажется всего лишь звездой, одной из множества других, которая просто светится в темноте чуть ярче, чем остальные. Еще чуть-чуть, думал Тень, и он окажется в таком месте, куда воздух доставляют в бочках и разливают как пиво.
