Александр Шалганов - «Если», 2001 № 06
— Я бы даже осмелился предположить: по шкурным!
— Да дайте же договорить наконец!
— Действительно, Леня, одного только тебя и слышно, — недовольно произнес дядя Семен — и установилась относительная тишина.
— Значит, что мне удалось выяснить на бирже, — сосредоточившись, начал распорядитель. И тут же сорвался вновь: — Между прочим, это ты, Семен, на нас панику нагнал! Накрутил, напугал. Себя она не пожалеет, в павильон она прорвется! И я, дурак, купился: давай по аукалке трезвонить, всю округу зря перебулгачил… А эта самая Ирина, чтоб вы знали, Полупалова, уже три месяца как в списках на новые зеркала значится! В четырех очередях стоит! Мало того: она уже где-то успела поработать — целый месяц! Отморозки так поступают, я вас спрашиваю!
Персоналии переглянулись, лица их просветлели. Однако Василий хотел удостовериться во всем до конца:
— А чего ж она тогда в образе покойницы разгуливает?
— Да какое наше дело, в каком она образе разгуливает?.. И потом, прости, Василий, но на бирже принято показывать лучшую свою работу. Лучшую! Причем никого не интересует, жив этот человек или умер. Уж кто-кто, а ты-то, кажется, знать должен!..
— И как же ты все это выяснил? — подозрительно спросил дядя Семен.
— По своим каналам!
— Ах, по своим…
— Это во-первых, — сухим скрипучим голосом продолжал распорядитель, давая понять, что смута кончена и что впредь он ничего подобного допускать не намерен. — А во-вторых, позвольте вас поздравить. Нашего полку прибыло — вернее, скоро прибудет. Считайте, что отныне труппа состоит из пяти персоналий. Пятая — Тамара Истрина.
Егорка тихо отошел в сторонку. Теперь ему было просто жалко рыженькую бледную Ирину. Потом он вспомнил, что в жизни она приходилась мачехой тому, кого он отражает, и стало еще жальче. Остальные восприняли известие, скорее, с недоумением.
— Позволь, ты что, уже нанял кого-то?
— Да. И очень удачно.
— Не поторопился? А вдруг Тамара эта вообще сюда не заглянет?1 Возьмет да и пошлет Васятку нашего куда подальше.
Распорядитель выдержал паузу. Авторитет его восстанавливался на глазах.
— По дороге в ресторан они заехали за Истриной, — пояснил он свысока. — Ночевать Василий будет сегодня у нее — зеркало семь эр-ка пятьсот шестьдесят один восемьсот тридцать один. Исполнителя на роль Полупалова там уже подобрали. А завтра они вдвоем с Тамарой намерены заявиться к нам. Так что готовьтесь, Василий. Бенефис грядет!
Дядя Семен хмурился и в сомнении жевал губами.
— Может, стоило сначала ту ее персоналию на гастроли вызвать? — спросил он. — Все-таки опыт, она ведь ее уже довольно долго отражает. А так ввод с колес получается.
— Ладно, не буду вас дразнить, — сжалился распорядитель. Судя по голосу, очень был доволен собой. — Раскрою свой маленький секрет. Отсутствуя, как тут изволили выразиться, по своим шкурным делам, заглянул я в зеркало семь эр-ка… ну и так далее… Посмотрел эту самую Тамару Истрину, а потом уже подался на биржу. Вдруг гляжу: ба! Что такое? Она! Подруливаю, представляюсь. «Простите, — говорю, — девочка, последнюю вашу работу не Тамарой ли Истриной звали?» Она глазенками — луп-луп! «Ой! — говорит. — А откуда вы знаете? Я ее пару месяцев назад в фирме одной отражала, только она уже оттуда уволилась». А?! Ничего себе находка?.. Так что обойдемся без гастролеров, Семен!
Ветеран Зазеркалья слушал — и лишь головой качал.
— Чудеса… — вымолвил он наконец. — И где ж она теперь?
— Обещала: с халтуркой одной разделается — прибудет.
Отражение № 12Трудно сказать, что из себя представляла настоящая Тамара Истрина, но ее отражение Егору не понравилось решительно. Внешность Василий описал довольно точно: дама рослая, в теле, взбитые волосы цвета пакли. Все прочее явилось полной неожиданностью: вульгарная, хриплоголосая, бесцеремонная… Даже к оригиналу своему, судя по первой фразе, персоналия Тамары Истриной ни малейшего почтения не питала.
— Ну и вкусы у нее! — оглядев с головы до ног Василия Полупалова, язвительно выговорила она ярко накрашенными губами.
Затем, подбоченившись, окинула оком окрестности.
— Ну и что это за свалка вокруг павильона? — отрывисто спросила она.
Далее влетело обслуге. Нервная привередливая Тамара заставила незримых тружеников убрать всю распадающуюся неодушевленку до последнего окурочка, а потом еще потребовала вынести из коробки во внешнее Зазеркалье стол и стулья.
Ничего! По новой отразите! А этой рухляди… — брезгливый взгляд в сторону истаявших табуреток и кухонного столика, — чтобы я здесь больше не видела!
В общем-то ничего плохого в распоряжениях Тамары Истриной не было. Добавь она во все это каплю юмора или добродушия — и бесцеремонность ее показалась бы очаровательной. Не желала добавить. Или просто не могла. За неимением.
Полупрозрачная колода карт повергла ее в остолбенение.
— Ну вы совсем уже вообще! Лень у соседей новую попросить? — И решительной мужской походкой — вся в коже, норка нараспашку — двинулась к ближайшему павильону.
— И как вам наше новое приобретение? — искательно проскулил над самым ухом дяди Семена незримый распорядитель. — Колоритна, правда?
Кажется, он уже и сам раскаивался в содеянном.
— Колоритна… — с непонятной интонацией отозвался ветеран, задумчиво глядя, как катаются под вороненой глянцевой кожей плаща, подобно двум ядрам, тяжелые ягодицы. — Ох, колоритна…
— Да? — жалобно, с надеждой переспросил распорядитель. — Ну я тогда в павильон… Сцену готовить.
Некоторое время все молча смотрели вслед Тамаре.
— Васенька, — негромко позвал Арчеда, поправляя очки. — Ты в прошлый раз говорил: культура чувствуется. Или мне послышалось?
Но Василий Полупалов и сам был озадачен не меньше других.
— В том ее отражении — чувствовалась, — недоуменно сказал он.
— А в этом почему-то нет.
— А кто она вообще по жизни? Кем работает?
— Тебе ж сказали: уволилась из какой-то фирмы. Два месяца назад. Где работает сейчас — не знаю.
— Я бы тоже уволился, — подал голос угрюмый Егор. — Разок бы в зеркало взглянул — и уволился.
— Ох, помяните мое слово, господа, — болезненно закряхтел Леонид Витальевич. — Отпугнет она Тамару и от нашего стеклышка. Карикатура ведь.
— Да если бы карикатура! — мрачно заговорил опытный дядя Семен. — Ты посмотри, с какой она тщательностью все ее недостатки выпячивает! Не-ет, это не карикатура, Леня, — это работа. Причем не самая плохая. Только что ж она ее так не любит, Тамару-то свою?.. Ох, бабы, бабы… Загадкой были, загадкой остались.
