Андрей Годар - Под тенью феникса
После давнего разговора с Томми насчет исследования прыжковой точки я нахлобучивал
Шепарда нещадно и регулярно. Его глубоко оскорбляло происходящее, он подолгу мог красноречиво и убедительно рассказывать о том, что жесткая отчетность и контроль мешают научной работе, что работа в таких условиях просто не может продвигаться продуктивно. Однако, при этом всячески отвергал помощь лаборантов, выдавая им только самые рутинные задания, не подпуская никого к святая святых своего исследования. Во многом из-за этого мне приходилось выжимать из него подробнейшие недельные отчеты с пояснительными записками,
сопроводительной документацией и схемами. Затем все полученные данные передавались лаборантам, которые вникали в новую информацию и даже, случалось, находили в этих выкладках серьезные ошибки. Это могли быть выверенные формулы пересчета систем счисления с одним неверным коэффициентом, пропущенная таблица или что-то подобное – мелочь, искажавшая суть, превращавшая многостраничный отчет в бесполезную графоманию.
Указания на такие ошибки всегда вызывали у него одну и ту же реакцию: Шеп хмурился, поджимал губы, кивал, и говорил, что впредь будет работать аккуратнее. Иногда даже благодарил за помощь. В таких случаях сетовать на помехи в работе было бы просто глупо, и, со временем, ошибки, а равно и причитания насчет системы нормоконтроля, с его стороны прекратились. Однако наш главный исследователь совершенно замкнулся в себе и практически перестал контактировать с окружающими по не связанным с работой вопросам.
До того, как это случилось, мы с ним часто общались. Шепард охотно шёл на разговор, часто сводя его к языку майя и вообще всей их культуре, в которой он разбирался теперь, пожалуй, лучше, чем любой другой из всех нынеживущих. Впрочем, говорил он больше сам с собой, не обращая особого внимания на то, что собеседник уже явно путается и кивает скорее из вежливости, чем в знак согласия. Его речь изобиловала именами богов и всякими названиями, в произношении более напоминавшими птичий клёкот, запомнить которые не было никакой возможности. Шеп рассказал о том, что наши инопланетные интервенты именуют себя странниками – именно так он расшифровал отсутствующий в майянских каталогах сложный иероглиф, образованный из знаков
«человек» и «движение». Настаивал на том, что именно так и следует их называть, отходя от грубого солдафонского слова «серожопые». Много сетовал на то, что многие знаки, опираясь лишь на скудные данные описьменности майя, расшифровать пока невозможно, и надеялся, что ученым следующих поколений это всё-таки удастся. Справедливости ради стоит заметить, что своими исследованиями алфавита и языка пришельцев он делился особенно охотно, даже оформлял их в удобные красивые документы… Чего не скажешь о таблицах касающихся функционирования прыжковой точки и представляющих собой свалку, в которой сам черт обе ноги сломит.
С особенным запалом Шеп любил пересказывать легенды индейцев майя, согласно которым
Странники являлись то ли богами, то ли их детьми или посланниками, имевшими непосредственное отношение к появлению разумной жизни на Земле. Зачем инопланетянам это понадобилось, набожные индейцы не упомянули, зато подробно и в красках расписали несколько холокостов, устраиваемых человечеству с завидной регулярностью. Дескать, не оправдали надежды администрации, повинны смерти.
Это выглядело смешным и притянутым за уши, но тот факт, что истребление 23 декабря 2012 года идеально укладывалось в зашифрованный в майянском календаре график посещений Земли
Странниками, заставлял крепко задуматься. Шепардс неумелым энтузиазмом обрушивал на меня новые и новые сведения в пользу своей точки зрения. Он открыто уже заявлял о том, что люди, своим неразумным поведением, очевидно, сами подписали себе смертный приговор. Что человечество упустило важнейший шансна достижение чего-то настолько значительного, что альтернативой могла стать лишь хладнокровная расправа над миллиардами живых, мыслящих существ.
Спрашивать о том, чем женаши собратья провинились перед небесными прокураторами, было бесполезно. В ответ Шепард пускался в долгие рассуждения о падении нравов, о неправильном отношении к жизни и к миру вокруг, охищнической растрате ресурсов планеты. Говорил от души, но слишком уж неуверенно, выдернутые откуда-то изящные мысли соединялись в общую речь его собственными неказистыми умозаключениями аналогичного содержания. Вместе это создавало ощущение человека, попавшего в полную зависимость от сторонних убеждений. Обычно так выглядят люди, которые чересчур доверяют некоему авторитету, ловят каждое его слово и с радостью меняют свои собственные мысли на только что услышанные. Чтобы человек сам себя так загнал – это я видел впервые.
Вот уже полтора месяца как по всем отчетам вырисовывалась следующая картина: «интерфейс полностью изучен, система интерпретации координат почти завершена, осталось лишь доделать самую малость». Лаборанты в один голос твердили, что запускать точку можно хоть прямо сейчас, не хватает только некоторых простейших расчетов, которые Шепард сделал еще давным-давно.
Мы сначала на такое положение вещей не реагировали, давая исследователю время подтянуть все упущения. Однако в итоге мое терпение лопнуло и, с одобрения Штаба, я назначил предварительные испытания на ближайшую субботу. На врученный приказ Шепард смотрел как на фотографию мамы, которую отвинтили с надгробия и похабно разрисовали. Я было настроился выслушивать забавные отговорки, но он только кивнул и тихо ответил «Так точно».
В ночь с четверга на пятницу он вошел в «мавзолей» -укрепленное здание, внутри которого располагался бокс со стенами метровой толщины, хранящий в себе прыжковую точку. При себе он имел объемный рюкзак «с обородуованием», как было пояснено караульному. Поверхностный досмотр выявил кучу осциллографов, мультиметров и прочих изерительных приборов, некоторые из которых были в нескольких экземплярах. Тщательным досмотром пренебрегли – как я узнал позже, Шепард завел себе мерзкую привычку поднимать шум и скандалить каждый раз, какего вещи раскручивались чуть не до винтиков, чем и отбил у караульных желание выполнять свой долг в полной мере.
Пока он находился внутри, караульный наблюдал за действиями исследователя через бойницу. Он смотрел, как приборы закреплялись в разных местах Точки, соединялись между собой, подключались к одному маленькому приборчику, и внезапно понял, что увиденное совершенно не напоминает обычные ритуалы с измерительной аппаратурой. Зато очень похоже на минирование объекта для разового подрыва с гарантированным разрушением.
