Владимир Немцов - Семь цветов радуги
- Развели всякую фацелию возле моего кок-сагыза, - недовольно ворчала она на ребят из звена пчеловодов. - Эдак скоро на ихних пчел придется намордники надевать! Бросаются на людей, как бешеные.
Сегодня в клубе тематический вечер, посвященный Пушкину. Долго обсуждали, как его провести, и, наконец, решили так: после доклада учительницы Алевтины Максимовны Барышевой показать "Каменного гостя". Ничего, что уже кое-кто из колхозников видел его на генеральной репетиции. Спектакль пришелся всем по душе, они могли бы его смотреть не один раз. Потом кружковцы покажут "Скупого рыцаря" и в заключение - "Моцарта и Сальери". Креме этого, сверх программы молодые колхозные артисты будут читать стихотворения Пушкина и петь романсы на его слова.
Антошечкина, придерживая рукой шлейф своего черного атласного платья, поднялась по лесенке на сцену. Здесь, как всегда, перед самодеятельными спектаклями, Взволнованная и радостно приподнятая суета. Все бегают, снуют взад и вперед.
У кого парик не держится, кому в спешке не так приклеили усы. Лауре, которую играет Нюра Самохвалова, невзначай оборвали кружево на шлейфе. Со слезами на глазах она пришивала его.
Режиссер, он же заведующий клубом, в последний раз прослушал монолог Дон-Жуана. Парень, игравший эту роль, с тоской сжимал эфес деревянной шпаги и, хмуря намазанные брови, покорно принимал очередной выговор режиссера:
- Пойми, Тройчаткин, что ты не принц датский, а Дон-Жуан! - стараясь перекричать оркестр своим тонким голосом, надсаживался режиссер. - Чортом должен смотреть! Ну, глянь на меня по-настоящему, чтоб молнии из глаз выскакивали... Умоляю тебя, глянь!
Парень натужливо морщился, выпучив глаза.
- Ну, это уж слишком! - всплескивал руками режиссер. - Ты же не фашиста играешь. Тогда их еще в Испании не было... Страсти не вижу... Страсти!..
Оркестр устал. Трубачи, сняв мундштуки, стыдливо, за спиной, вылизали из труб слюну: поработать пришлось на совесть.
Стеша шептала слова своей роли. Мимо нее, как тяжелый громыхающий танк, пронесся Буровлев. На артисте болтались еще не закрепленные жестяные латы.
Каменный гость подбежал к ведру с водой и сразу припал к нему. Даже сквозь шум зала было слышно, как он жадно глотал. Казалось, что кто-то бил вальком по воде.
Антошечкина намеревалась сказать Каменному гостю, что такая подготовка излишня; во рту от двух слов, которые он должен высказать на сцене, не пересохнет. Не терпелось ей подшутить, но она вовремя прикусила язычок. Разве можно говорить под руку, ведь Буровлеву скоро выступать. Глядишь, он и эти два слова позабудет.
...Багрецов обогнул целый склад велосипедов. На них приехали артисты и гости. Навстречу технику, слегка покачиваясь, шел высокий парень. Руки его болтались где-то ниже колен. Сапоги щегольскими сборками спущены под самые икры. Брюки с напуском. На затылке крохотная кепочка, почти без козырька.
- Наше вам с кисточкой! - шутовски раскланиваясь, приветствовал парень москвича. - Главному инженеру почтение! Разрешите проздравить?
- Я вас слушаю, - Вадим сразу как-то подобрался и сделался суровым.
- Чего нас слушать? - Парень заложил руки в карманы и стоял перед Багрецовым, развязный и задиристый. - Мы люди неграмотные, неученые. Куды нам до городских. Они скрозь землю все видят.
Вадим нерешительно отступил. Парень, видимо, хватил лишнего. Что с ним разговаривать?
- А ты не пужайся, милок. Ответ перед всем обществом будешь держать. И передо мною, Лексеем Левонтьевичем Кругляковым, - парень нарочито коверкал язык, стараясь прикинуться темным, полуграмотным простачком. - Посулил реку, а чего дал? По-вашему, по-городскому - шиш! Дулю! - Он сложил три пальца и замахал перед носом техника. - Знаем мы ваши подходцы! Мягко стелете, да жестко спать. Химики-механики! - злобно говорил он. - Все на один лад! Сегодня орошение, завтра... електрическое удобрение, а потом, глядишь, и все нормы надо пересмотреть! Надо вам... Лексей Левонтьевич... на один трудодень в три раза больше выработку... Вот тебе и шиш!.. Вот тебе и химия!
Не знал Багрецов, что ему делать. На его счастье, мимо шла Анна Егоровна, медленно, не шелохнув плечом, будто несла в руках наполненную чашу. Симочка семенила рядом.
- Опять Кругляков за нормы тревожится? - спросила Анна Егоровна у Вадима, не поворачивая головы к присмиревшему парню. - Старая погудка! У нас он не один. Есть и бабы, из тех, что постарше, - они за него горой. Несознательные, конечно.
Кругляков сплюнул и вынул из кармана губную гармошку. Отчаянно завывая, надсадно он заиграл...
Симочка зажала уши, затем, подхватив Анну Егоровну под руку, заторопилась в клуб.
"Не легко председательнице, - думал Багрецов, направляясь вслед за ними. А Ольге? Буровлеву? Всем комсомольцам? Всем честным колхозникам? А мне? снова вспомнил он неудачу с бурением. - Даже Кругляков упрекает. Откуда ему все известно? Надо сегодня же посоветоваться с Тимкой, что нам делать дальше".
По шатким ступенькам Багрецов вскарабкался на сцену. Приоткрыв занавеску, он поманил к себе Стешу.
Донна Анна подобрала шлейф и медленно проплыла к кулисе.
- Бабкина не видели? - спросил Вадим и тут же добавил: - Вы простите, что я сюда ворвался, мигом скроюсь.
- Можете не скрываться, - величественно разрешила Антошечкина. - Но почему вы именно у меня спрашиваете о Тимофее Васильевиче? - Она кокетливо повела плечами. - Не понимаю.
Вадим смутился. Нервно поправил галстук. Уж очень непривычно ему разговаривать с такой блестящей дамой, "Неужели это Антошечкина? - в изумлении спрашивал он себя. - До чего же хороша! - Он еле перевел дух. - Даже сердце запрыгало".
- Я потому спросил, что вы раньше меня домой пошли, - робко пролепетал Багрецов. - Может, встретили?
- Не хочу зря говорить, - по привычке начала Стеша, и тут Вадим сразу узнал ее, будто из-под грима показалось милое девичье лицо с золотыми веснушками. - Но сдается мне, - продолжала девушка, - что ваш друг чего-то новое придумал. Залез на сеновал и все аппараты ваши туда утащил... Я пришла его на спектакль звать, а он и слушать меня не захотел. Важным стал, через губы не плюнет... Ну а мы, конечно, тоже свою гордость имеем, - она вздернула носик, и на се лице появилась презрительная улыбка.
- Не обижайтесь, Стеша... Это он так. Я сейчас его притащу.
Техник ринулся к лесенке, но Антошечкина сделала ему знак остановиться.
- А вы что? Тоже не хотите смотреть? Конечно, у нас не Большой театр, куда вы каждый день, небось, ходите! Но вежливость надо понимать. - Девушка выпрямилась, стала выше ростом. - Я вас прошу остаться, - проговорила она, вновь превратившись в скорбную донну Анну.
Багрецов покорно склонил голову.
