Джордж Мартин - Туз в трудном положении
– Ага. Ко мне все?
Джокер поднял руку, призывая к молчанию, и поднес палец к наушнику.
– Ага, я еще в номере Кальдероне. Тут парень, который отвезет ему все писательские причиндалы в больницу.
– А почему мне никто не напомнил? – Длинная пауза. – Нет, работники отеля говорят, что в комнате Берда опять никто не ночевал. Ладно, я еще раз туда загляну попозже, но считаю, что мы зря тратим время. Еще поговорим. – Джокер встал и направился к двери. – Сам откроешь, – сказал он Спектору. – И не забудь передать Тони, что я прошу прощения.
Спектор напряженно кивнул и начал дышать только после того, как дверь за агентом закрылась. Про Берда уже знают! Не то чтобы это сейчас имело значение, раз он все равно собрался уезжать. Тем не менее чем скорее от отсюда умотает, тем лучше. Он сел на кровать и открыл кейс. Маленький компьютер и плеер и масса прочего барахла, как Тони и сказал. Он закрыл кейс и прошел в ванную попить воды. В городе опять стояло пекло и никаких изменений не предвиделось. Он пристроил кейс на пол рядом с унитазом и уже тянулся к крану, когда услышал голоса.
Кто бы это ни говорил, радости в них не слышно было. Спектор прижался ухом к стене – и когда он понял, кто именно спорит, его затошнило. Тахион. Голосок этого хера он ни с кем не спутал бы. А пилил он Хартманна. Спектор сел на крышку унитаза: оставалось только надеяться, что, пока он тут подслушивает, в номер никто не войдет.
Перед Тахионом разверзся кружащий голову провал вестибюля «Мариотта». Он отстраненно констатировал, что стиснул перила с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
Просто перелезь через них. Протиснись под тросики страховки. Длинное падение в безмятежность. Возможность наконец отдохнуть. Больше ни за что не отвечать. Слезы жгли и без того воспаленные глаза, однако приступ отчаяния быстро миновал. Он – принц Дома Ильказам, и в его семье трусов не рождается.
Расправив плечи, он повернулся к двери номера Хартманна. Может, Хирам прав и существует какое-то разумное объяснение происходящего.
Однако ищейка Джей утверждает, будто видел: Хартманн с наслаждением наблюдал, как горбатый туз с руками, похожими на бензопилы, вспарывал живот Кахине в офисе «Хрустального дворца».
А прошлой ночью этот самый горбун попытался убить Сару и Джека.
«Он убил Анди, убил Кристалис и теперь собирается убить меня… меня… МЕНЯ!»
Он стукнул в дверь костяшками пальцев, и этот звук неожиданно громко разнесся по коридору. Откуда-то снизу приплыли звуки чужого веселья. Грег идет вверх, вверх, вверх!
А у меня времени нет, нет, нет.
Дверь открыл Карнифекс. Он казался каким-то съежившимся. В его зеленых глазах затаилось страдание.
– Мне нужно видеть сенатора, Билли.
Туз молча махнул рукой. Тахион вошел в номер. Грег сидел в кресле у окна, перекатывая между ладонями рюмку.
– Празднуете?
Сенатор чуть вздрогнул от неожиданности и вскинул голову.
– Нет еще, но, наверное, скоро уже можно будет. Где ты был? Я посылал Джека тебя искать. Мне хотелось, чтобы ты вместе со мной навестил Эллен.
Тахион всматривался в это спокойное лицо. В веселые морщинки у глаз. Выразительные губы, которые гневно сжимались, когда сенатор был свидетелем варварства в Сирии и Южной Африке. Телепатическая способность Тахиона дрожала, словно живое существо, однако он не давал ей воли: ему было безумно страшно проникнуть в разум, скрывавшийся за этим знакомым дружелюбным лицом.
Тахион чуть шевельнулся. Похоже, что его затянувшееся молчание раздражает Хартманна.
– Что с тобой, черт подери? Меня вот-вот выдвинут кандидатом от партии!
– Вели Рэю уйти.
– Что?!
– Вели ему уйти.
Хартманн перевел на охранника-туза взгляд, в котором ясно читалось: «Так и быть, пойдем ему навстречу». Билли кивнул и ушел.
– Ну, Тахи, что все это значит? Выпьешь?
Он выразительно приподнял бутылку.
– Ты – туз.
Грег отрывисто хохотнул.
– Право, доктор, ты перетрудился…
– Я проанализировал кровь с пиджака, который был на тебе в Сирии.
На мгновение его собеседник застыл, однако обращенное к Тахиону лицо осталось спокойным.
– Я это отрицаю. Решительно.
– Это зафиксировано в твоей крови.
– Это не мой пиджак. Чужая кровь. Сговор моих врагов.
– Чужая кровь. – Тахион покатал эти слова по языку, проверяя их на вкус. – Да, ты действительно запачкался в чужой крови, заказав убийство Кристалис.
– Я не имел никакого отношения к смерти Кристалис.
– Слишком много неувязок, сенатор. Проныра, Сара… И все расползается по швам.
– Им никто никогда не поверит. Как и тебе.
– У меня есть результаты анализа крови.
– И ты о них никогда не объявишь! – Хартманн ухмыльнулся, прочитав на лице Тахиона подтверждение своей правоты. – Даже если допустить, что это правда… а это неправда.
Он снова наполнил себе рюмку и удобнее устроился на диване, излучая уверенность в себе.
– Одно прикосновение моей способности – и ты будешь мне полностью открыт, – предостерег Тахион. – Я смогу в тебя заглянуть. Прочесть про тебя всю правду.
Лицо политика исказила открытая паника. Он вскочил с дивана. Рюмка упала на ковер, по которому расплылось темное пятно.
– Это безумие. Ты сошел с ума. Рэй! РЭЙ!!!
Тахион ударил его. Резко. Два быстрых удара в живот. Гнев охватил такисианца, словно некая физическая сила. Его трясло от ярости и разочарования. Грег отшатнулся, сгибаясь и прижимая руки к животу, ловя трясущимися губами воздух.
Способность Тахиона рванулась вперед, схватила человека и заставила выпрямиться. Он видел ужас в глазах человека, беспомощно застывшего в мысленной хватке такисианца.
Он оказался в гнилом углу. На него взирали глаза-щелочки, горящие ненавистью и яростью. Немыслимое создание. Кукольник. Он выл и бился в корчах, пока Тахион с хирургической точностью срезал год за годом, словно лоскуты распадающейся кожи. Читал историю смерти, боли и ужаса.
Лихорадочное насыщение, когда младенец и Гимли падали в темноту. Жадные глотки боли и страха Эллен. Прилив похоти, когда освобожденный от всех тормозов джокер хватал женщину и зверски ее насиловал. Кровавое пиршество в Берлине, когда обезумевшая и непредсказуемая марионетка Маки Мессер крошила своих бывших соратников. Горячо, мокро и солоно. Эмоции Маки, целующего член Грега. Подкуп, а затем убийство лаборанта, проводившего ему анализ крови. Хруст костей: это Роджер Пеллмен бьет камнем Андреа Уитмен в лицо. Вкусно. Вкусно. Ощущение оргазма. Раздувшееся и разжиревшее создание кормилось беспомощными, одинокими и испуганными.
Эмоции и воспоминания оказались настолько сильными, что Тахион ощутил ответное напряжение собственной плоти, хотя к горлу у него подкатывала тошнота. Он завопил, негодуя из-за того, что эта тварь, это чудовище способно призвать его собственные самые темные стороны.
