Василий Головачев - Век воли не видать
Следующую остановку сделали в мире, сформированном сакральными базовыми свойствами девяти девяток.
Эннеада – цифра девять у земных эзотериков и философов характеризовала исключительно высокие законы гармонии в проявленном мире. Пифагорейцы вообще называли эннеаду безграничным и одновременно ограниченным числом. Безграничным – потому что за цифрой 9 нет других цифр, кроме «бесконечного» числа 10. Ограниченным – потому что девятка собирает внутри себя все цифры.
При этом эннеада ассоциируется с ошибками и недостатками, так как ей не хватает до совершенного числа 10 одной единицы.
В мирах, сформированных повторяющимися цифрами, свойства этих цифр умножаются, хотя и не в геометрической прогрессии. Тем не менее в мире девяти девяток, несмотря на их гармоничность и полноту, должна была проявляться и негативная их суть – ограниченность. Однако оценить негатив гости, «высадившиеся» в голове местного Прохора (здесь его звали Па-а-Пра-аром), за мгновения своего пребывания в мире-999999999 не могли. Для понимания его процессов и законов надо было прожить в голове Па-а-Пра-ара какое-то время, чтобы можно было полистать его память и воспринять все его проблемы.
Внешне мир девяти эннеад вообще не походил на мир Земли двадцать первого века.
Девятидевяточный Прохор сидел (а может, стоял) на странном льду странного озера, края которого поднимались вверх, от чего казалось, что озеро находится внутри гигантского бокала, представляющего замёрзший кратер местного вулкана. Хотя, возможно, это был и не вулкан, а соляная пустошь, покрытая холмами белой кристаллической соли. Впрочем, скорее всего это была не соль, судя по дальнейшим событиям.
Холмы были разной формы – высокие и крохотные, настоящие «пирамиды Хеопса» и круглые купола. Но главное – они всё время меняли положение и формы, а маленькие, похожие на столбики или на изваяния неведомых скульпторов, вообще «бегали» вокруг больших, то уходя в соль, то возникая из неё, как тушканчики из нор в земле. Некоторые из них и в самом деле походили на тушканчиков, замирая перед местным Прохором, когда он делал шаг, стремительно уменьшаясь в росте, как бы углубляясь «в норы», и убегали под слоем соли, оставляя в ней взрыхлённые борозды, чтобы выскочить из неё вдали.
Появлялись и более сложные фигуры, карикатурно напоминающие скелеты из соли, но и они тоже долго не останавливались на одном месте, то уходили в соль, «рыли» в её глубине тоннель, что напоминало возникновение борозды, и вставали во весь рост у других холмов.
Наблюдать за этой необычной суетой было интересно, но у «капсулы душ» Прохор-Данимир была иная миссия, поэтому, убедившись, что экзот-мир девяти девяток ещё не является границей явленного материального экссудата и вполне устойчив, Данимир послал «капсулу» в глубины Числовселенной в поисках запредельного мира, ниже которого начинались настоящие не представимые воображением Бездны.
Метод ориентации, предложенный Прохором-44, действовал безотказно. Хотя Данимир мимолётно признался самому себе, что без помощи математика не смог бы так быстро овладеть методом «асимптотического автоприближения», требующим приличного знания математики.
Сначала пределом погружения казался гугол-мир, в котором когда-то побывал Дмитрий Дмитриевич.
Потом вспомнились более экзотические числа: число Скьюза, равное десяти в десятой степени, а результат возведения возводился в десятую степень – возведённый ещё раз в куб, асанкхейя – десять в сто сороковой степени, число Кармайкла, число Серлукья, равное количеству его романов о задорах, возведенное в половину бесконечности. Можно было нырнуть и в один из миров, рождённых этими числами, близкими к пределу квантования непрерывных геометрий – по утверждениям ДД. Но Данимир остановился на праславянском числе тьма, выражавшем порог перехода Яви в Навь. ДД упоминал о нём вскользь, как о чём-то недостижимом, и состояло это число: 1010101010…10 – из четырёх миллионов четырёхсот пятидесяти шести тысяч четырёхсот сорока восьми десяток – по числу волос в бороде Даждьбога.
Ни Данимир, ни тем более Прохор-44 не знали, что ждёт их в таких глубинах, существует ли вообще этот невообразимо далёкий мир, поэтому Саблин-11 заранее предупредил спутника, чтобы тот был готов к развороту и броску «вверх», к вершинам Числовселенной. И эта готовность помогла обоим выдержать двойной удар: при выходе в мир невероятной тьмы и при старте обратно.
Всего им удалось продержаться в этом мире ничтожные доли секунды.
Они почти ничего не увидели. Память сохранила не ландшафты, не виды природы, а ощущения и смутные образы.
Мерцание каких-то светлых текучих громад…
Танец форм…
Непрерывное перетекание несовместимых – даже не понятий – категорий: изумительно красивая перламутровая «роза» вдруг становится «облаком дождя»… твёрдый сияющий шпиль опадает потоком лавы… жидкое озеро прорастает лесом кристаллов… непрерывное изменение замедляется, картина становится чёткой, как фотография, полупрозрачные струи обретают плотность и цвет, но только на один миг… потом всё смазывается, как при движении камеры на большой скорости, начинает плыть и трансформироваться – до следующего момента проявления…
Впрочем, трансформации ландшафта были не главными на этом «празднике текучести». Главными были перекрещивающиеся состояния типа «горячий – холодный». Эти состояния возникали одновременно, встряхивали душу, изумляли и шокировали, и разобраться в их мелькании и перетекании было невозможно.
Мало того, на восприятие мира, даже с помощью сознания местного Прохора, у Данимира не хватило сил!
Он попытался закрепиться в пси-сфере этого человека (хотя почти ничего человеческого в этом существе не было), вникнуть в суть его действий, прочитать мысли, однако не смог.
«Закружилась голова», сознание стало меркнуть, силы таяли катастрофически, и Данимир, испугавшись полного растворения в непонятном кружении местных психогеометрических формаций, схватил Прохора-44 «в охапку» и кинулся назад, уже «на лету» концентрируясь на выходе в тело математика.
Прохор подхватился на койке, выпучив глаза, хватая ртом воздух.
Все, кто находился в кубрике, замерли, глядя на него.
– Вернулись? – спохватился Даныбай.
– У-у-у… – промычал Прохор, протянул к нему руку, сжимая и разжимая ладонь.
Догадливый Женя Лёв сунул ему кружку с водой.
Подождали, пока он напьётся.
– Что ты такой взъерошенный?
Прохор посидел с оглушённым видом, лёг.
– Дайте прийти в себя.
Данимир, ощутив приступ жажды, прыгнул в голову Даныбая.
«Я домой, вернусь через часок, мне тоже надо привести себя в порядок».
