Жюль Верн - Паровой дом (пер. В. Торпакова)
Наши последние приготовления были завершены, все сложено по местам. От курорта Парового дома не осталось ничего. Два вагона на колесах ожидали Стального Гиганта. Слон должен был сначала спустить их на равнину, затем идти в крааль, забрать клетки и привезти их для составления поезда. После чего он направится прямым путем через равнины Рогильканда.
На следующий день, 3 сентября, в 7 часов утра Стальной Гигант был готов исполнять свои обязанности, которые он безукоризненно выполнял до сих пор. Однако в тот самый момент, к крайнему изумлению всех присутствующих, произошло нечто совершенно неожиданное.
Очаг топки, скрытый в боках животного, был загружен топливом. Калут только что зажег его и решил открыть дымоход, чтобы проверить, не мешает ли что-либо тяге.
Но едва он открыл дверцу дымохода, как тотчас же отшатнулся: штук двадцать ремней выскочили наружу со странным свистом.
Банкс, Сторр и я смотрели и не могли догадаться о причинах этого явления.
— Калут! Что это такое? — спросил Банкс.
— Змеиный дождь, сударь! — воскликнул водитель.
И в самом деле, ремни оказались змеями, избравшими себе жильем трубы котла, чтобы поспать там, разумеется. Первые языки пламени опалили их. Некоторые из рептилий сгорели и упали на землю, и, если бы Калут не открыл дымоход, они бы все мгновенно изжарились.
— Как, — воскликнул капитан Худ, прибежавший на шум, — у нашего Стального Гиганта змеиное гнездо в кишках?
Да, честное слово, змеи! — и самые опасные из них, змеи-хлысты, «гуляби», черные кобры, очковые змеи — наги, — словом, все, что относится к разряду ядовитейших.
И в тот же миг великолепный тигровый питон из семейства боа[156] высунул свою заостренную голову из верхней части трубы, то есть из кончика хобота слона, извиваясь среди первых клубов дыма.
Змеи, живыми выскользнувшие из труб, проворно исчезли в кустарнике, так что мы не успели их прикончить.
Но питон не мог так легко убраться с цилиндра из толя, так что капитан Худ поспешил за своим карабином и одной пулей снес ему голову.
Гуми, взобравшись на Стального Гиганта, подтянулся к верхнему отверстию его хобота и с помощью Калуга и Сторра ухитрился вытащить оттуда огромную змею.
Нет ничего прекраснее этого боа зелено-голубой окраски, украшенного правильно расположенными кольцами, которые как бы вырезаны из шкуры тигра. В нем было не меньше пяти метров, а толщиной он был с руку.
Замечательный образец змей Индии! Такой, к счастью, был представлен в зверинце Матиаса ван Гёйтта под названием тигровый питон. Тем не менее я должен признать, что капитан Худ не считал, что должен отнести его на свой счет.
После расправы со змеей Калут закрыл дымоход, тяга стала нормальной, огонь в очаге разгорелся от притока воздушной струи, котел глухо загудел, и через три четверти часа манометр показывал нормальное давление пара.
Пришло время отъезда.
Два вагона прицепили один к другому, и Стальной Гигант развернулся, чтобы встать во главе поезда.
Последний взгляд брошен на восхитительную панораму, развернувшуюся на юге, последний взгляд на чудесную цепь гор, кружевной рельеф которой выступает на фоне неба к северу, последнее прощай Дхаулагири, вершина которой доминирует над территорией Северной Индии, и свисток возвестил об отъезде.
Спуск по извилистой дороге прошел без осложнений. Пневматический тормоз сдерживал колеса на слишком крутых склонах. Через час наш поезд остановился на нижней границе Тарриани, на краю равнины.
Здесь Стального Гиганта отцепили, и под руководством Банкса, механика и водителя он медленно углубился в одну из широких лесных аллей.
Два часа спустя вновь раздались его трубные звуки, и он вышел из густого массива, таща за собой на прицепе шесть клеток зверинца.
Едва появившись, Матиас ван Гёйтт возобновил свои изъявления благодарности полковнику Монро. Клетки, а перед ними экипаж, предназначенный для зверолова и его команды, прицепили к нашему поезду — получился настоящий состав из восьми вагонов.
Еще один сигнал Банкса, еще свисток, и Стальной Гигант, покачиваясь, величественно двинулся по прекрасной дороге, которая шла на юг; Паровой дом и клетки Матиаса ван Гёйтта, казалось, затрудняли его не больше, чем порожний вагон.
— Ну, так как же, что вы об этом думаете, господин зверолов? — спросил капитан Худ.
— Я думаю, капитан, — не без некоторого основания ответил Матиас ван Гёйтт, — что, будь этот слон из костей и мяса, он был бы еще необыкновеннее!
Дорога была не та, что привела нас к подножию Гималаев, она сворачивала на юго-запад, к Филибиту, маленькому городку в ста пятидесяти километрах от пункта нашего отправления.
Этот отрезок пути мы прошли спокойно, с умеренной скоростью, без досадных помех и неожиданностей.
Матиас ван Гёйтт ежедневно садился за стол в Паровом доме, где его превосходный аппетит оказывал честь кухне господина Паразара.
Вскоре потребовалось пополнить запасы продовольствия, и капитан Худ, окончательно поправившийся — выстрел по питону это доказал, — вновь вернулся к ремеслу охотника.
К тому же приходилось думать о пропитании персонала, равно как и о корме для постояльцев зверинца. Эти заботы взяли на себя чикари. Проворные индийцы под руководством Калагани, который сам был отличным стрелком, не позволяли оскудевать запасам мяса зубров и антилоп. Этот Калагани действительно казался каким-то особенным человеком. Хоть он и не был особенно общителен, полковник Монро обращался с ним по-дружески, так как был из тех людей, что не забывают оказанной им услуги.
Десятого сентября наш поезд обогнул Филибит, не заходя в него, но он не смог миновать многочисленной толпы индийцев, пришедших поглазеть на нас.
Решительно, дикие звери Матиаса ван Гёйтта, как бы замечательны они ни были, не могли выдержать никакого сравнения со Стальным Гигантом. На них не смотрели, все восторги зевак относились к механическому слону.
Поезд продолжал спускаться к великим равнинам Северной Индии, оставив в нескольких лье к западу Барели, столицу Рогильканда. Он продвигался то среди лесов — царства птиц, «блестящим оперением» которых призывал нас любоваться Матиас ван Гёйтт, то по равнине среди зарослей колючих акаций высотой в два-три метра. Там встречалось множество кабанов, больших любителей желтоватых ягод, которые дает этот кустарник. Некоторых из этих парнокопытных подстрелили не без риска, так как они поистине дики и опасны. Во всех случаях капитан Худ и Калагани имели возможность продемонстрировать хладнокровие и ту ловкость, что отличала их как охотников высочайшего класса.
