Михаил Белозеров - Железные паруса
— Подожди нас! — просила Молли. — У нас райд-парри…
— Стой! — кричал Трик.
Он повернулся к ним спиной не из-за страха. Бросился прочь через Невский и тут же обнаружил, что делает это, как пьяный, — шатаясь от стены к стене. Африканец вприпрыжку несся следом, с удивлением косясь на него.
Они сразу нагнали их. Он приготовился к худшему — насколько было в его силах, но даже не смог перезарядить карабин. Стиснув зубы, повернулся к ним лицом. Африканец зарычал, шерсть на его загривке стала дыбом.
— Пойдем выпьем, — запыхавшись, предложил Трик, не рискуя приблизиться.
Его синее лицо в полоску излучало миролюбие.
— Милый, не бойся, — радостно уговаривала Молли, отдуваясь и подталкивая в зад своего дружка. Жеманно куталась в вульгарную лисью горжетку, подобранную на какой-то свалке.
— Я не пью конский пот, — ответил Он им с достоинством.
— Что же ты пьешь? — удивились они. — Жидкий кислород? Но ты ведь не из созвездия Пегаса.
С минуту Он соображал.
— Да хотя бы вот это, — ткнул пальцем в мутную витрину напротив.
На их лицах промелькнуло презрение ко всему варварскому. Но у него был правильный инстинкт к спасению — Он выбрал немировскую перцовку. Трик зря храбрился:
— Я и после трех рюмок, как стеклышко…
Его все еще мутило — весь мир, как через подзорную трубу. Хватило сил свернуть крышку и сделать два глотка. Прислушался, как алкоголь разбегается по жилам. А когда открыл глаза, обнаружил, что Трик и Молли завороженно смотрят на него.
— Чин-чин?.. — спросила «она» с опаской, забывая прикрыть рот.
Они были доверчивы, как все люди. Не скрывая превосходства знатока над дилетантами, отыскал под прилавком мутные стаканы и плеснул каждому на донышко. Чокаться они тоже не умели, а пили перцовку, как мозольную жидкость. Но Трику понравилось.
— Божественный нектар… — чмокая толстыми губами и оглядывая витрины, оторопело шептал он, — божественный нектар…
«Она» же, загадочно улыбаясь, достала сигарету. Он обратил внимание, что теперь «она» была брюнеткой с зелеными глазами.
— Последнее время мы промышляем старт-трэками и бустерами… — призналась «она».
— Это не заработок, — посетовал Трик. — Кому теперь нужен космический лом?
Даже сигарета у нее была не настоящая, а горела, как бикфордов шнур. Трик выбрал цветастую наклейку. Это была ошибка — вино давно превратилось в уксус.
— Возьми прозрачную… — посоветовал Он, допивая перцовку, которая вмиг привела его в чувства.
Но было поздно. После вина Трик пришел в возбуждение.
— Я хочу попробовать все-все! — Задался он целью.
Цветастые этикетки гипнотизировали его воображение. Главный порок человечества проснулся в нем в одно мгновение.
Молли мило выпятила челюсть. Должно быть, это означало доверительность. Для большей убедительности выставила и бюст.
— Многие люди боятся худшего, — очаровательно поведала «она», поигрывая лисьим хвостом. — А ты?..
Его не тронули ее хриплые нотки. По мне, так лучше б этого не было, чуть не сообщил Он ей.
«Она» сразу все поняла и призналась:
— Я много терпела… ты поможешь мне разбогатеть?..
Он едва не спросил, как? В голову ударил хмель. Он снова никого не боялся, хотелось куда-то идти и что-то делать. Он даже поймал себя на мысли, что «она» начинает ему нравиться.
Трика потянуло на откровение:
— Моя мама всегда говорила…
— Не ври, у тебя не было матери, — перебила Молли. — У нас нет матерей, — сообщила она с мрачной откровенностью.
Трик помешал ей предаваться воспоминаниям:
— Это у тебя не было, а у меня была!
— Откуда?
Ее тщательно накрашенные губы скривились в усмешке.
— Откуда-откуда… от верблюда!
— Он нормальный? — спросил Он у нее.
— Не в себе. Живет по космическим законам…
«Она» поняла его юмор буквально.
— Я уволен в запас по причинам, не подлежащим огласке! — заявил Трик.
— Он был каботажником, — пояснила «она» с презрением.
— Вот почему он не чесанный. — Понял Он.
Но Трик был явно простоват, чтобы почувствовать пренебрежение. Третью бутылку он выбрал с чешским ромом, карамельный запах которого сбил его с толка. Пить из горлышка ему тоже нравилось.
— Почетно освободился от службы… — сообщил он задумчиво, с изумлением разглядывая опорожненную бутылку. Покачнулся и рухнул на пол с мокрыми штанами. Полы зеленой шубы разлетелись в стороны.
«Она» брезгливо потрогала его туфелькой.
— Никогда не видела его таким. Ну что, поможешь?
— Помогу, — беспечно согласился Он, и Африканец снова с укором взглянул на него.
— Ну тогда идем? — протянула руку. — Будешь моим мачо.
«Она» действовала, как любая другая женщина, и Он стал привыкать к ней.
— Идем, — позвал Он Африканца, который прекрасно понимал язык жестов и не одобрял хозяина.
В этот момент что-то ухнуло, и дома зашатались так, что посыпались стекла. Завыли сирены. Вначале на Литейном, в районе Владимирской, потом на площади Восстания.
— Сигнал тревоги! — крикнула «она». — Когда слышишь такие звуки, надо бежать в другую сторону.
Они выскочили из винного магазина. Но побежали за всеми следом. Уже мелькали — спереди и сзади — торопились, как на пожар, изо всех подворотен и дверей — с ведрами, лопатами и баграми. Все-все — в одну сторону. В воздухе висела пыль. И где-то перед Литейным присоединились к усердно работающей толпе, которая собирала разбрызганные фиолетовые «лепешки» и разгребала на площади студенистую, колышущуюся, как студень, массу, пахнущую сырой печенью. Разгребала и растаскивала с такой поспешностью, словно в этом крылся залог жизни. В толпе среди взрослых мелькали старообразные дети. Потом спрошу у Молли, подумал Он.
— Ну что же ты! — крикнула «она» ему, растаптывая "лепешку", — ну что же!..
Он тоже стал топтать ближайшую из «лепешек», которая, как на дрожжах, пенилась и росла — зрела. Но Он не дал ей созреть, безжалостно размазал по асфальту и щелям между камней. Африканец усердно помогал, крутясь под ногами. Потом Он принялся за другую «лепешку». А когда бросил взгляд в сторону, оказалось, что стоит, со всех сторон окруженный этой фиолетовой массой, которая растекается, как блин на сковородке. Ему удалось перескочить на тротуар. А усевшийся было Африканец вдруг подскочил, огрызнулся на свой зад, и они вдвоем принялись за крохотную щупальцу, выползающую из-под двери магазина. Вдруг из ближайшего двора вывалился огромный, пузырящийся фиолетовый язык и в одно мгновение отвоевал сотню метров улицы и заставил толпу отступить. В следующие полчаса язык был дружно ликвидирован.