Владимир Михановский - Шаги в бесконечности
Потом… потом слух капитана резанул предупредительный окрик Энквена. Но слишком далеки были в этот момент мысли Икарова, на какое-то мгновение он замешкался. От края ковра протянулась вверх дрожащая серебристая нить, источающая неровное сияние. Серебряный луч свернулся в петлю, которая скользнула к манипулятору. Капитан тут же отдал мысленный приказ, повинуясь которому манипулятор прыгнул в сторону, увертываясь от луча. Однако ослепительная нить успела задеть край шлемофона.
Дальше… «Когда я очнулся, было темно. Где я? Нестерпимо болела голова. Рука нащупала подлокотник: противоперегрузочное кресло. Ясно – я в штурманском отсеке. Вылазка производилась утром – по корабельному времени. Неужели на «Пионе» уже наступила ночь? Как попал я сюда? Что с роботами, участвовавшими в вылазке? Сначала нужно осмотреться. Я с трудом поднял руку, нащупал над креслом клеммы биокоманд, сразу найдя их во тьме – за годы полета у меня выработался автоматизм в движениях. «Свет!» – скомандовал я мысленно. Сейчас стены отсека начнут наливаться светом… Но вокруг по-прежнему царила тьма. Испортилась автоматика? В тот момент я еще не догадывался об истине… Хлопнул люк, в отсек кто-то вошел. Я узнал шаги Энквена. Робот сообщил, что внешнее свечение обшивки «Пиона» погасло, все белковые вернулись на места.
Я спросил, что со светом. Энквен замешкался с ответом. «Включи аварийное освещение», – велел я. «Отсек освещен, капитан», – ответил Энквен. Я поднес руку к глазам и наткнулся на повязку. Как это я сразу не ощутил ее? Видимо, кожа утратила чувствительность. «Что со мной, Энквен?» – спросил я. Робот ответил, что у меня, возможно, задет зрительный нерв. Я заметил, что боль теперь не сильная. Энквен сказал, что, доставив меня в отсек, он сделал мне местный наркоз.
Ну, а что было дальше, не помню. Потерял сознание. Энквен рассказывал потом, что оперировать меня он решился после долгих раздумий… И спас мне зрение, а возможно, и жизнь. Заодно мой помощник спас и «Пион». В условиях искривленного пространства только человек мог принимать нужные и правильные решения…»
И вот гигантская работа по изучению Черной дыры позади. Подводить итоги рано. Собрана гора фактов, пища для размышлений, которой хватит для размышлений не одному поколению физиков Земли. Теперь-то и встал во весь рост вопрос, задумываться над которым раньше попросту не было времени: как победить гравитацию Тритона? Дело капитана… «Дело капитана», – повторил Икаров вслух, снова склоняясь над искривленной плоскостью письменного стола.
Глава 4
РАЗРЫВАЯ ОКОВЫ
Мне в космосе черном снится
Бегущая с гор вода,
Ликующая пшеница
И первая борозда.
Настал день, когда подготовительные работы и расчеты на корабле были закончены. «Пион» напоминал бегуна, замершего в ожидании старта. Только ставкой в этом забеге была жизнь.
Завтра по приказу капитана белковые роботы включат двигатели, и «Пион» начнет разматывать спираль. Завтра кошмарные перегрузки пригвоздят капитана к жесткому ложу манипулятора.
Идут последние часы невесомости.
Все нужно продумать, все предусмотреть. Любая мелочь, любое упущение смогут сыграть впоследствии роковую роль. Каждый белковый был загружен до предела. Хватало работы и манипуляторам. Выполняя команды, они снова и снова проверяли двигатели, кондиционеры, ленту эскалатора: в полете все должно работать бесперебойно.
Капитан оторвался от расчетов, обвел взглядом хаос вздыбленных плоскостей и изогнутых линий, будто видел все это в первый раз.
– Фотонный отражатель в порядке, капитан, – доложил Энквен по биосвязи.
– Двигатели маневра?
– В порядке, – доложил Энквен, – только все топливо в них сожжено.
– Загружайте аннигилятор, – распорядился Икаров и потрогал свой шрам.
– Антивещество подготовлено к использованию, – сказал Энквен. – Вещества не имеется. С чего начать, капитан?
– Что начать? – не понял Икаров.
– С какого отсека начнем сжигание «Пиона»? – пояснил робот свой вопрос.
Капитан подумал.
– Начнем с астрономического отсека, – решил он. – Отсек массивный, хватит на некоторое время… А наблюдать пока все равно нечего, – покосился он на черный, словно ночь, обзорный экран.
– Есть, капитан.
– Прежде чем разрезать астроотсек, вынесите из него все приборы и инфорблоки, – велел Икаров.
– Куда? – прозвучал в мозгу капитана вопрос Энквена. Икаров побарабанил пальцами по столу. В центральный ствол? Не годится: нельзя загромождать главную артерию корабля. В какой-либо другой отсек? Тоже не пойдет. Судя по расчетам, придется сжечь все отсеки «Пиона», кроме головного…
– Переносите оборудование в головной отсек, – сказал капитан.
– Можно приступать?
– Приступайте, – разрешил Икаров. – Только запомни одно, Энквен, – добавил он. – Возможно, в полете у меня не будет… не будет возможности отдать команду. Знай: оранжерейный отсек сжигать в последнюю очередь. Все выгрузить из него невозможно… Может быть, до него и не дойдет очередь.
Последняя прогулка перед стартом! Последняя прогулка в невесомости.
Оранжерейный отсек встретил его, как частица далекой Земли. Капитан осмотрел отсек внимательным взглядом. Зеленых листьев за четыре дня, прошедших со времени последнего его посещения, значительно поубавилось. В условиях Черной звезды земная растительность продолжала перерождаться. На березе Лин появилось еще несколько голых ветвей, покрытых прожилками. Некоторые листья съежились и побурели, но они оставались живыми.
Икаров с трудом сорвал с березы зеленый листок, долго смотрел на него. Капитан подумал, что это маленькое зеленое чудо с твердыми прожилками – в каком-то смысле символ земной жизни. В таком листке происходит таинство превращения солнечной энергии, питающей Землю. Хлорофилловые зерна внутри клеток листа неустанно трудятся, сотворяя органические вещества. Земная флора – единственный посредник между Солнцем и разумной жизнью на Земле.
Сколько трудов было положено на оранжерейный отсек, когда «Пион» собирался на Лунных стапелях! Икаров вспомнил слова Лин, которая отстаивала тезис: растения на звездолет нужно подбирать так же, как комплектуют экипаж корабля.
– Оранжерейный отсек должен работать, как часы: непрерывно, равномерно и надежно, – заявила Лин.
И действительно, жаловаться на оранжерейный отсек в полете капитану не приходилось. Отлично ужились высаженные на одном участке вперемежку лиственницы и ели. Прекрасно ладили друг с другом дуб и липа.
